Беслан. 1 сентября

Узнавая о трагедии, мы ужасаемся, особенно если много жертв. Но по-настоящему до сердца доходит, если что-то случается с нашими близкими.

Недавно на традиционную встречу выпускников в Петербург приехала из Владикавказа моя одногруппница Клара Агаева.

О захвате школы в родном селе Клара узнала по радио - как всегда, в этот день она собиралась на работу. Но, конечно, сразу же поехала в Беслан. Дороги туда уже перекрыли, телефоны отключили. Какими-то окольными путями она все равно пробралась в Беслан. И все дни была там, пряталась от снарядов в подвале, когда начался штурм. А когда в школе начались взрывы, то видела, как все, в том числе и ее родственники, спасали, кого могли. Спасали и спецназовцы, которые почему-то были без бронежилетов. Вот что рассказала сама Клара:

- На моей родной Первомайской улице многие дети учились в этой школе. Вот и моя невестка, оставив дома восьмимесячную девочку, 1 сентября 2004 года пошла в школу со своими двумя мальчиками. И они попали в захват. Это был ужас, ужас: Дети страдали от голода, жары, а больше от жажды - и пили мочу. В начале захвата у невестки было еще грудное молоко (она ведь кормила свою дочку), так она нашла где-то ложечку и сцеживала грудное молоко, и давала пить его детям.

Невестка и ее старший сын остались живы: когда был взрыв, она потеряла сознание и ее вместе со старшим сыном взрывной волной выбросило в окно. А куда делся младший, так до сих пор и неизвестно.

В народе говорят, что этот взрыв был как бы спровоцирован нашими: снайпер убил одного из террористов, который держал ногу на растяжке. А потом еще наши применили огнеметы.

Что творилось в Беслане после того, как школу освободили, невозможно рассказать. Страшнее, чем во время захвата: на нашей улице через дом - похороны, хоронили целыми семьями по пять-шесть человек: мать пошла с четырьмя детьми, да еще бабушка. Одна семья - шесть погибших, другая - четверо.

Экспертиза останков погибших сначала проводилась. А потом родным для захоронения пересылали какие-то кусочки. Было, что выкапывали уже похороненных и передавали другим семьям. Так, моя невестка была вынуждена чужого ребенка похоронить: хотя соседи в первые же дни опознали своего ребенка и похоронили, но через восемь месяцев их заставили выкопать тело и отдать моим родным, как будто это был наш Теймураз Агаев. Хотя соседи не могли ошибиться: в первые два-три дня еще можно было каждого распознать. Теперь родители того мальчика ходят на две могилы. А мы все надеемся, что моего восьмилетнего племянника Теймураза Агаева террористы увели с собой. И все нам говорят: не оплакивайте, он живой. У нас есть обычай - делать два поминальных пирога. Мы плакали, но пироги не делали.

Сейчас официально дело закрыто, розыск не ведется: вроде бы все найдены и опознаны. И про моего племянника написали, что родители его опознали. Таких пропавших так и остались два ребенка.

А с оставшимся в живых моим племянником, как и с другими выжившими, все нормально, их на руках носят, приглашают в разные страны, на курорты. Невестка же была тяжело ранена, осколки остались до сих пор:

Сейчас идет суд над единственным террористом, который уцелел, и он говорил, что, когда они заходили в школу, то там их уже встречали тридцать с чем-то террористов. Они вроде бы приехали на машине ГАЗ-66. Но она не могла бы вместить всех, да еще с оружием. Значит, до этого все было подготовлено. А говорят, что ничего подозрительного не было, сторож был на месте. Правда, соседи видели в школе каких-то бородатых. И мой старший племянник видел: он хотел зайти в школу, когда там еще шел ремонт, но его не пустили.

Расследование идет до сих пор. Его проводит и наша парламентская комиссия, независимо от московской. Теперь понятно, что террористов было больше, чем говорили раньше, многие ушли, когда были взрывы, переодевшись в спортивные костюмы.

Цель этого захвата, как мы все думаем, - спровоцировать конфликт. И в этом участвовали не только чеченцы, но наши соседи-ингуши. Правда, столкновений всегда было немало. К тому же они - мусульмане, а мы - христиане. Дело еще и в том, что Владикавказ - российский форпост на Северном Кавказе.