Студенческая целина

Эта статья продолжает публикацию воспоминаний доцента кафедры философии НовГУ Анатолия Ивановича Сорокина, выпускника Ленинградского государственного университета.

Наш Казахстан

Яркое воспоминание: на четвертом курсе мы поехали на уборку картофеля в примечательное место - на станцию Суйда за Гатчиной. Здесь же село Воскресенское - имение деда А.С. Пушкина Ганнибала, и родина няни Арины Родионовны. В те годы в имении Ганнибала располагался Северо-Западный научно-исследовательский институт растениеводства, рядом был шикарный парк с длинным прудом, у которого, по преданию, Пушкин сочинил свое знаменитое "У лукоморья дуб зеленый...".

В середине 50-х годов началось освоение целинных и залежных земель. И нас заманила целина приданной ей романтикой. А кого-то привлекала возможность хорошо заработать. Желающих было много, поэтому путевку на август и сентябрь мне помогли "достать".

Целинный "десант" ленинградских студентов в 1958 году составил почти 2000 человек: из Ленинграда до станции Тайнча в Северном Казахстане мы ехали огромным составом из 30-ти грузовых вагонов, слегка оборудованных для перевозки людей. Спали на полу и на полках. Путешествие через Восточную Европу, Урал и часть Сибири заняло четверо суток. В областных городах (Вологда, Киров, Пермь, Свердловск, Петропавловск) останавливались для обеда в солдатских столовых, иногда стояли несколько часов. В Перми, несмотря на запреты, мы умудрились выкупаться в холодной и быстрой Каме, вышли из воды освеженные: и вымазанные в мазуте.

Мы сидели у открытых дверей вагона, смотрели на сменяющие друг друга леса, холмы, горы и степи. А любители преферанса расписывали "пульку".

В отряде нас, философов, было семь человек. Остальные - математики: ребята "тертые", пьяницы и картежники, но умные. В одном из отрядов было много китайцев. Некоторые студенты, в том числе командир отряда Анатолий Довбенко, ехали на целину уже второй раз, за что потом были награждены медалями.

Мы попали не совсем на целину, в совхоз имени Кирова Красноармейского района Кокчетавской области, существовавший с 30-х годов. Население было смешанным: русские, украинцы, казахи, немцы, ингуши. Девушек разместили в доме у хозяйки, ребят - в нежилом доме и в вагончике. В августе было тепло и даже жарко: Костя ходил в одних плавках и спал под вагончиком на соломе. Но в ночь на 1 сентября выпал снег и начались холода. Нам пришлось надеть фуфайки. В вагончике одно стекло было разбитым, стало очень холодно, спали не раздеваясь, так как тонкие одеяла не спасали от стужи. Иногда наш командир, который разместился в отдельном купе с печкой, уезжал в командировку и уступал мне свое место. Тогда я блаженствовал в тепле под ватным одеялом, а не засыпал, дрожа от холода.

Зерновые в Северном Казахстане поспевают только в конце августа. Поэтому мы месяц строили сборный дом, убирали кукурузу и подсолнечник на силос, работали на току. В сентябре я несколько дней был помощником комбайнера, работал на зерносушилке кочегаром, потом на силосовании.

Во время уборки зерновых (пшеницы) в сентябре и октябре в Казахстане оказалось столько техники (ростовских комбайнов вместе с персоналом, армейских грузовых автомобилей, тракторов), сколько я никогда больше не видел на сельскохозяйственных работах!

Но и урожай 1958 года был необыкновенным. Я никогда больше в жизни не видел столько хлеба. На току под открытым небом зерно насыпалось высотой с двухэтажный дом. Сухое зерно в сухую погоду отвозили от комбайнов сразу на элеватор, а влажное - на ток для просушки. Его сушили, перебрасывая из одной кучи в другую с помощью автопогрузчиков, чтобы зерно не горело. Маломощная зерносушилка, на которой я работал, не могла справиться с такой массой зерна. Мы уехали в середине октября, а хлеб еще не весь был убран, оставаясь на полях под снегом. Картофель даже не начинали убирать. Не знаю, удалось ли убрать все. Но Казахстан и так в тот год значительно превысил план продажи зерна государству.

...Тракторов в нашем отделении было так много, что многие научились их водить. Я тоже немного работал на тракторе, утрамбовывая им силос в траншее.

Запомнились забавные случаи. Как-то раз Борис Максимов, вернувшись с работы на комбайне, попросил меня обрить ему голову наголо, чтобы легче ее было мыть. Я с неохотой стал выполнять его просьбу, он выдержал это испытание только наполовину и стал ходить с наполовину бритой головой. А вот ещё. Медлительный математик Гоша, работая на прицепной косилке в жаркий день, уснул, и машина стала косить не пшеницу, а землю. Тракторист, увидев это, "обласкал" его разными словами.

В баню нас свозили всего дважды. В жаркие дни мы обливались из ведра колодезной водой. А когда перед отъездом нас отвезли в баню на центральной усадьбе, нашему восторгу не было предела. Стены и стекла бани задрожали, когда мы вошли в теплое, чистое и парное помещение и дружно грянули:

Когда мать меня рожала,

Вся милиция дрожала.

И сказал майор сердито:

"Родила опять бандита"

Среди студентов было тогда немало подобных "хулиганских" песен, которые мы исполняли при случае, собравшись в кучу. Были, конечно, и лирические, и торжественные песни, подобные "Глобусу".

Был у нас и неприятный сюжет. Один шустрый математик угнал от конторы трактор ингуша Рашида, тот догнал его в степи на другом тракторе и, видимо, поколотил. Наш математик уговорил своих друзей на выяснение отношений с ингушами, которое закончилось дракой, в ходе которой Рашид ударил колом по голове заводилу-студента. Наш математик почти месяц был в больнице, а затем состоялось выездное заседание районного суда, решением которого Рашид был приговорен к лишению свободы на год условно. Для ингушей судимость тогда была ни к чему, поскольку она могла задержать возвращение их на родину, куда они так стремились.

Но вот настал день отъезда. На центральной усадьбе нас наградили: кого медалью, кого грамотой. Заработная плата в денежном выражении, за вычетом стоимости питания, оказалась для нас неожиданно большой по меркам того времени. Я получил рублей 200. Этих денег хватило на покупку (уже в Ленинграде) приличного плаща, ткани бостон на костюм , а также мелких вещей:

Обратно нас везли уже не в товарных, а в новеньких польских вагонах через Курган, Челябинск, Уфу, Куйбышев, Пензу, Рязань и Москву. В Москве случилось происшествие: по радио нас предупредили, что поезд отправляется через 30 минут, но мы не поверили. Вернувшись на станцию и не обнаружив своего поезда, пошли к начальнику; тот сказал нам, что через 10 минут идет электричка на Клин, где и будет нас ждать наш поезд. Мы зашли в электричку, договорившись не брать проездных билетов: все-таки "целинники". Опоздавших было около полусотни, но ревизор, проверявший билеты, у нас билетов не спросил, видимо, был предупрежден. Так мы почувствовали заботу и уважение к себе.

Многие студенты поплатились тогда здоровьем за свой самоотверженный труд. Флюорографическое обследование, проводимое ежегодно осенью, выявило заболевание туберкулезом у многих студентов: сказались резкие перепады температуры, запыленность многих работ, сон в не- отапливаемых помещениях.

В Крыму

После третьего курса кафедра физического воспитания предложила студентам, сдавшим экзамены раньше, поехать в середине июня в Крым готовить спортивно-оздоровительный лагерь в Судаке для приема студентов по путевкам в начале июля. С нашего курса решили ехать трое: Виталий Колядко, Валентин Ксенофонтов и я. Нам гарантировали бесплатное питание в солдатской столовой и оплаченный проезд, а за работу никакой платы. Нас это устроило - бесплатно съездить и пожить в Крыму: нам, молодым, нужны были не столько заработки, сколько новые впечатления и приключения. Отправились мы в путь в прицепном вагоне "Ленинград - Феодосия" и поздно вечером на второй день прибыли в Феодосию.

Сдав вещи в камеру хранения и поужинав в вокзальном буфете, мы пошли на берег моря. Быстрая южная ночь уже наступила, и море действительно было черным. Затем стали искать пристанище для ночлега и нашли его в привокзальном сквере, где были длинные и удобные скамейки. Через несколько часов, когда начало светать, нам пришлось подняться, так как женщина-дворник стала подметать сквер и подняла невообразимую белую пыль. Мы пошли изучать город, который еще спал, прошли рынок, табачную фабрику и увидели над городом гору. Она была невысокая, поэтому мы легко взобрались на нее. На вершине мы осмотрели окрестности и уселись играть в карты. Когда взошло солнце, мы пошли на рынок. Наше внимание привлекли бочки с виноградным вином: стакан стоил всего 20 копеек. Мы пробовали его у разных хозяев, которые любезно предлагали непривычное для нас вино.

Часам к 12-ти, когда стало достаточно жарко, мы пришли на автостанцию. Из окон автобуса мы с интересом разглядывали необычные для нас пейзажи. Жутковато было, когда с одной стороны дороги стояли скалы, а с другой была пропасть.

Судак тогда был небольшим приморским поселком. Университетский лагерь располагался в километре от поселка на горе вблизи моря. Собственно это был не лагерь, а пустое место, на котором стояло здание склада для имущества. Рядом строился санаторий Министерства обороны. Именно там мы и питались в столовой немудреной и непритязательной пищей. Первую ночь мы вынуждены были спать в каменном здании склада, положив на цементный пол палатки. Утром мы первым делом принялись устанавливать шатровую 10-местную и четырехместную для избранных юристов. В палатки поставили раскладушки с тюфяками, простынями и одеялами.

Вечером, перед сном, мы грелись у костра, иногда пели песни. Наш физик под гитару исполнял красивые романсы и арии, которые мы с удовольствием слушали. Самым приятным для нас было общение с морем. Хотя вода в море оказалась не такой теплой, как мы ожидали: в июне она еще не успевает как следует прогреться. Дно в Судаке не песчаное, а каменистое, и мелкие камушки во время прибоя больно бьют по ногам. Но нам нравилось качаться на волнах легкого и среднего прибоя. Однажды мы рискнули купаться даже во время шторма, на что не решались местные жители, хорошо зная коварство бушующего моря.

Море в солнечную погоду было необыкновенного и неописуемого словами света: не то сине-зеленое, не то зелено-голубое, а на закате добавлялись новые цвета и оттенки. Пожалуй, только Айвазовскому удалось адекватно передать цветоощущения Черного моря в Крыму. Он и создавал свои знаменитые морские пейзажи именно в этих местах: станция Айвазовская находится рядом с Феодосией. Ни в Одессе, ни в Болгарии, мне не приходилось видеть потом Черное море таким красивым, как в Крыму.

Мы путешествовали и в окрестности Судака, например, в Генуэзскую крепость. Но лазание по горам не доставляло мне удовольствия, потому что оно было связано со страхом: вверх еще можно было карабкаться на четвереньках, а вот вниз:

За две недели нам надо было поставить 20 шатровых и несколько четырехместных местных палаток, собрать из металлоконструкций пищеблок с крышей и подвести к нему водопровод. Все это мы сделали к назначенному сроку. Но за день до приезда отдыхающих ночью ураганный ветер повалил большинство поставленных палаток, в том числе и ту, в которой мы поселились. А в этот последний день до массового заезда студентов надо было привезти постельные принадлежности со станции Айвазовская. Мы вчетвером отправились туда на грузовой машине. Разгрузить вагон с раскладушками, тюфяками, простынями, котлами для приготовления пищи, посудой и уложить все это в кузов автомобиля нам не удалось до обеда. Усталые и голодные мы зашли в местную столовую и на взятые копейки купили чай с печеньем. Вернувшись к вечеру в лагерь и разгрузив машину, с удовольствием увидели, что все палатки снова стоят. Перед отъездом утром Виталий Колядко предложил поставить нашу палатку вблизи отвесной стены террасы высотой в полтора метра и входом этой стены защитить ее от ветра. Мы согласились с этой идеей, а поздно вечером пожалели об этом. Дело в том, что ближе к ночи пошел сильный дождь, даже ливень, и поток воды сверху устремился вниз через нашу палатку. Мы ходили в ней по колено в воде и глине, проклиная "гениальную" идею Колядко.

В лагере нам оставалось быть недолго: на второй день после прибытия отдыхающих начальник лагеря - строгий мастер спорта - собрал нас и заявил: "Даю вам сутки на сборы, и чтобы после этого срока вас здесь не было, так как вы нарушаете режим и подаете дурной пример другим". Нас это сильно обидело - вместо благодарности за проделанную работу нас грубо выпроваживали из лагеря. Правда, некоторые требования режима мы действительно не соблюдали, считая, что мы находимся на особом положении. Обиженные, мы на следующий день разъехались кто куда: у кого были деньги - дальше по Крыму и морем на Кавказ, у кого их не было - по домам.