Мат как государственный язык

Начать разбор закона о русском языке как государственном вынужден с необычного пассажа. А именно с защиты депутатов Госдумы. Причем понятно, что сами по себе эти господа в защите не нуждаются, да и вообще особого пиетета не вызывают. Дело совершенно в другом.

Закон этот, о русском языке который, вызвал обсуждение бурное, но почему-то мало с его смыслом связанное. В газетах и на телевидении царил неудержимый стеб, как во времена принятия закона о пчеловодстве и ему подобных судьбоносных документов. Заострялось внимание в основном на двух пунктах закона - о недопустимости публичного (в том числе через СМИ) сквернословия (статья 15) и о замене иноязычной лексики русскими аналогами (статья 21).

Первое было воспринято как оскорбление святости свободы слова. Конечно, как это можно - в прямом эфире да не обложить кого-нибудь по матушке! Мне приходилось читать труды авторитетных, рафинированнейших, либеральнейших культурологов, где всерьез утверждалось, что основной вклад России ХХ века в мировую культуру - анекдоты и матерные частушки. Ну, тогда Вольфыч - это зеркало русского постмодернизма.

Есть маленькая аналогия. Ранее, во времена моего советского детства, школьники курили, как и теперь. Сам я попробовал сигарету в 7 лет в кустах во дворе. Но при этом дети прятались, стараясь не попадаться взрослым на глаза. Сейчас метр с кепкой рассекает посередине улицы, не вынимая сигареты из зубов. И никто даже не оглядывается на него.

Что это? Отказ от ханжества? Нет, скорее повышение порога чувствительности. Тот же Жириновский через недельку после публикации своего багдадского шоу встречался со студентами МГУ и вовсю веселил их непечатной лексикой. Я, вообще-то, на институтку-смолянку не тяну, но почему-то при виде этой милой сцены почувствовал себя так, словно увидел, как человек публично гадит.

Кстати, прошла мимо внимания СМИ первая часть статьи 15, где говорится о необходимости соблюдать в публичном общении нормы русского языка, с чем у борцов за свободу речи явные проблемы. Из любого выпуска новостей можно состряпать при желании пособие "Как не надо говорить".

По поводу пресловутых "русских аналогов" ехидные журналисты не поленились подсчитать, сколько в самом тексте закона заимствований. Однако этот ход лишь на первый взгляд оригинален. Все мы примерно с пятого класса знаем, что "кукла", "кровать" и "башмак" - слова отнюдь не исконно славянские. Но это не мешает нам считать их вполне родными. Дело вовсе не в происхождении лексики, а в уникальности понятия, ею обозначаемого, и в степени освоенности заимствований. Отторжение вызывают только явные варваризмы.

По тому же разряду провожу нелепые утверждения, что Дума хочет заставить нас вернуться к "мокроступам" вместо калош.

Сдается мне, что критики закона либо глядят по верхам, либо специально не хотят видеть "отсечек", которые расставлены по его тексту и не позволяют, в общем-то, трактовать его так, как это делается сейчас. Речь идет не о тотальной замене всей иноязычной лексики под страхом смерти, а о борьбе с излишествами. (Конечно, оставляю за скобками особенности национального применения законов). Поэтому и приходится вставать на защиту депутатов.

Поэтому давайте смотреть на текст закона не торопясь, пытаясь понять, что им хотели сказать и насколько он нужен.

Начнем с того, что закон на самом деле не безгрешен. В нем куча недостатков, небрежностей, он нуждается в доработке. Но совсем в другой, чем полагают многие.

Прежде всего отметим статью 4, где говорится, что закон регулирует применение русского языка только в официальном общении. То есть если на кухне тебе вздумалось помянуть слово из трех букв или выразить "респект" вместо глубокого уважения, то флаг в руки. Но в публичной сфере будь добр, держи себя в рамках. Поясню примером. Если следовать логике закона, то за показ матерящегося аки сапожник Жириновского привлечь следует Шендеровича, который дал зеленый свет потоку сознания лидера ЛДПР. Тот ведь находился в обстановке приватной и имел право городить любой вздор, который вынесут его собеседники.

Вообще, следует помнить, что официальный стиль - гораздо более консервативный, чем все прочие, и ценят его именно за это. Он мало восприимчив к нововведениям. Здесь нет места неустоявшимся словам с неясным значением. Лишь долгие годы покажут, что чего стоит. поэтому чем строже закон, тем лучше.

Закон о русском языке как о государственном постоянно оговаривает, что речь идет о деловом общении и массовой коммуникации, и в дела личные не вторгается совершено.

В статье 2 говорится о недопустимости пропаганды вражды и неуважительного отношения к государственному языку. Подписываюсь на полстраницы. Статья 6 говорит об улучшении подготовки людей, профессионально использующих русский язык (журналистов, например). Подписываюсь и здесь, хотя бы в силу "большой любви" к речевым ошибкам. (Может быть, наши журналисты просто испугались, что начнут шерстить их грамотность? Тогда половине из них - сразу дорога в управдомы).

Статьи 11 и 12 дают перечислительно сферы приложения государственного языка: законотворчество, делопроизводство, образование, географические названия. Тоже принимается без особых усилий.

Однако при чтении закона постепенно возникает чувство, что читаешь милую детскую сказку, где Емеля прыгает из царства необходимости в царство свободы по щучьему велению, минуя все промежуточные стадии. Рождаются и через некоторое время начинают буквально роиться неудобные вопросы: "Как будет поддерживаться уважение к языку?", "Как будет обеспечена его социальная, экономическая и юридическая защита (ст.8)?", "Как понять, что есть норма литературного языка, а что - нет?".

Текст закона чрезвычайно обтекаем, размыт, декларативен. Нельзя, в самом деле, назначать ответственность за употребление бранной лексики, не дав перечня слов, входящих в черный список. Нельзя декларировать государственный статус языка, не расписав подробно все сферы его применения, в том числе неофициальные и пограничные.

Положительный пример - статья 17 - о русском языке в рекламе. Здесь четко прописывается, как должны сосуществовать тексты на русском и иностранном языке в рекламных объявлениях, и, на мой взгляд, ничьи права не нарушаются.

И наконец, что касается пресловутых "аналогов" заимствований. Это не матерщина, списком не обойдешься. Полагаю, что требуется указать на технологию верификации, с помощью которой эксперт может определить, насколько допустимо в практике официального делопроизводства то или иное заимствование. А то декларация в статье 23 звучит хорошо, мол, налицо интернационализация и НТР, но есть и излишества, которые следует пресекать: Да вот как пресечь-то, и не указано.

В целом, как попытка, проект закона заслуживает твердой тройки. Видно, что рука специалиста-лингвиста здесь и не гуляла, ну, да то поправимо. Требуется доработка, а то и переработка, чтобы законопроект не выглядел написанным для галочки, а реально работал на повышение статуса русского языка.