член Новгородского отделения Союза писателей России, участник литературного клуба НовГУ выпустил новую книгу.
В двухтомном издании представлены сборник прозы под заглавием «Горбатая Ева» и собрание стихов - «Созвездие Стрельца».
Автор выражает глубокую благодарность Союзу писателей России, оказавшему финансовую поддержку при издании этой книги.
С разрешения И.И. Егорова публикуем несколько его стихотворений и небольшой рассказ из свежего двухтомника.
* * *
Тянет дымом от милого теплого крова…
Солнце село. Луна уже вышла в зенит.
Одиноко пасется старуха корова.
Проржавевший бубенчик на шее звенит.
Её завтра зарежут. Ну, так уж решили.
Будет праздник. (И песни, и хрящиков хруст…)
А в последнюю ночь попастись отпустили
На лужайку у дома, где розовый куст.
На крылечке всплакнула хозяйка молодка.
Муж одернул ее, мол, уймись, не блажи.
А корова все знала: зачем сковородка
И зачем целый вечер точили ножи.
А трава была сладкой. И в час этот поздний
Ей хотелось на небо смотреть и мычать…
Там мерцали, как клевер несъеденный, звезды,
И от жизни ей было никак не устать…
* * *
Город пуст и опасен. И окон глазницы пусты.
Церкви все предала и покинула лживая паства.
Вместо дачных участков – заброшенный дикий пустырь.
Там отныне бездомных собак тридевятое царство.
Город с дрожью голодной холодную лижет зарю.
Бьется мокрый тетрадный листок, непогодой терзаем,
С объявлением: «Собаке поводырю
Срочно требуется слепой хозяин».
* * *
«Все не несется. Вот лентяйка!
Уж кормишь, поишь… Что ж такое?»
«Давай-ка, в суп её, хозяйка.
А, впрочем, лучше на жаркое.
У нас картошка молодая,
Лучок. Огурчик малосольный.
К тому же дети приезжают,
Вот мы и встретим хлебом-солью».
Топор над шеей. Нет спасенья…
Чего кудахтать? Все пустое…
А под насестом, в прелом сене
Яичко стыло. Золотое.
КАК ПОССОРИЛИСЬ ФЕДОР ИВАНОВИЧ С ФЕДОРОМ МИХАЙЛОВИЧЕМ
Встретились как-то раз Федор Иванович с Федором Михайловичем. Зашли в трактир и потребовали себе водочки, кулебяки с вязигой и стерляжьей ушицы. Выпили по первой, по второй. Закусили.
Тут Федор Иванович и говорит:
– А почему бы нам с вами, Федор Михайлович, двум талантливым русским литераторам, не написать что-нибудь эдакое вдвоем. Вы – строчку, я – строчку. А потом издадим и гонорарчик поровну поделим.
А Федор Михайлович об ту пору очень в деньгах нуждался, потому что проигрался в пух и прах в рулетку в одном злачном городе. Он и согласился. И начали они писать, каждый по строчке прямо на трактирной салфетке. А когда закончили, Федор Иванович глянул и говорит:
– Что ж это вы, голубчик? Я в стихах пишу, а вы?
– А я в прозе. Я же прозаик. Забыли, Федор Иванович?
– Прозаик. Так ведь галиматья вышла. Такое ни один издатель не напечатает. А давайте так сделаем: разъедемся по домам и уж дома писать станем. А через год встретимся, прочтем, ну и гонорарчики поделим.
– А давайте!
К этому моменту они графинчик водочки уже опростали. Да и то: как на трезвую голову можно было эдакое предложить и, что еще непонятнее, с предложением согласиться.
– Только вот тему надобно придумать… Что-нибудь об России.
Тут Федор Михайлович засунул пятерню в свою бороденку и стал подбородок почесывать (и так у него это потешно получилось, что Федор Иванович тоже свой подбородок погладил, хотя он у него был гигиенически чисто выбрит). А потом подозвал полового, вручил ему алтын и спрашивает:
– А скажи, голубчик, что ты об России думаешь?
– А чего об ней, барин, думать? Об ней хоть думай, хоть не думай…Ее умом нипочем не поймешь. Так что уж, извиняйте, я об ней и не думаю.
– Ну, вот вам и тема! – воскликнул Федор Михайлович. Подскочил и – к дверям. Видно, его какая-то литературная идея уже осенила. Он в такие моменты бывал очень скор.
– Так вы не забудьте,– запоздало крикнул ему вслед Федор Иванович. – Через год встречаемся тут об это же самое время. И гонорарчик – поровну.
Понятное дело, Федор Михайлович через год обо всем позабыл, но Федор Иванович, человек памятливый, ему записочку прислал с напоминанием…
На этот раз к водочке спросили они заливного поросенка. Выпили. Закусили.
– Ну-с, голубчик,– говорит Федор Михайлович. – Показывайте, чего накропали.
– Да вот-с:
«Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить».
– И все?! – воскликнул Федор Михайлович.
– Все. Мал золотник, да дорогого стоит. А теперь вы показывайте.
– Да я роман написал. «Преступление и наказание». Мне за него по сто пятьдесят целковых за лист дадут. А вам за ваши вирши?
– Ну, думаю, рублика три-с.
– И вы хотите, чтобы мы гонорары сложили и поделили поровну?
– Так ведь уговор, он всяких денег дороже.
Тут и быть бы скандалу, но Федор Михайлович опять потрепал свою бороденку (и опять у него это очень потешно вышло), а после говорит:
– Ладно, будь по-вашему. Но только раз уж я эту… это… ваше слушал, так и я вам свое прочту. Извольте-с.
Достает он с этими словами из-под полы рукопись фунта в два весом и – бряк – на стол. Аж недоеденный поросенок подпрыгнул на блюде.
Тут уже Федор Иванович изумился.
– Ну, нет. Я это слушать не стану! Вы мне дайте, я дома прочту.
– Нет уж. Я слушал, и вы извольте-с. Да это и не весь роман, первая часть.
– Не стану я этого слушать! Я вообще ваши романы не люблю. Они длинные и очень скучные!
– А уговорчик-то?
– А уговорчик силу имеет, когда он на гербовой бумаге писан и сургучом с печатью скреплен. (Федор Иванович в юриспруденции весьма был дока). – Так что ну вас, Федор Михайлович, с вашим уговорчиком… к… к бесам.
Подхватил свой медвежьего цвета сюртук, и только его и видели…
А Федор Михайлович водочку допил, поросенка доел и все бормотал: « К бесам… к бесам. Интересно. Нужно подумать. К бесам…»
Больше они ни разу не встречались. А потом оба умерли. Федор Иванович в 1873 году, а Федор Михайлович в 1881. А произведения их до сих пор любят, читают и переводят на разные языки мир, даже на японский.
Вот ведь каким манером порой сюжеты приходят. А то: музы… музы.
