Кто из нас философов лепил:

Эта статья продолжает публикацию воспоминаний доцента кафедры философии НовГУ Анатолия Ивановича Сорокина, выпускника Ленинградского государственного университета.

Кроме дисциплин философского и общеобразовательного направлений на философском факультете ЛГУ студентам предлагали на выбор дополнительные трехгодичные циклы: исторический, физико-математический и химико-биологический. Я выбрал исторический, хотя после окончания университета пожалел, что не физико-математический. Впрочем, изучение истории не было бесполезным, тем более, что среди преподавателей были известные профессора. Неприятным моментом был большой объем материала к экзаменам и зачетам.

На первом курсе были логика, которая мне не нравилась, и история античной философии, через которую мы впервые постигали философскую азбуку.

Куратором нашего курса был Евгений Иванович Водзинский, высокий ростом, мягкий и тактичный человек. Помню организованный им культпоход в БДТ имени Горького на постановку "Лиса и виноград" - для нас это было первым приобщением к искусству театра

На втором курсе изучались история философии эпохи Возрождения и Нового времени, диалектический материализм - одна из основных дисциплин философского факультета того времени. Семинары вел ассистент Воробьев, высокий седой и сутулый мужчина с трясущейся головой - последствие сталинских репрессий.

Исторический материализм на третьем и четвертом курсах вел тогда молодой, только что защитивший докторскую диссертацию, а теперь маститый ученый Игорь Семенович Кон. Лекции он читал собственно не по историческому материализму, полагая, что мы изучили его по учебнику, а по теме своей докторской диссертации, посвященной кризису буржуазной исторической и социологической мысли. На семинарах Кон также почти не уделял внимания систематическому изучению исторического материализма, предпочитал вольные беседы на свободные темы, доклады студентов по вопросам зарубежной социологии и международного коммунистического движения. Лишь при подготовке к экзамену мы познакомились с систематическим изложением исторического материализма по учебнику. Сдать курсовой экзамен Кону было нелегко, а вот на выпускном государственном экзамене он оказался самым либеральным экзаменатором.

Из общественно-политических дисциплин мы изучали историю КПСС, политическую экономию. Многих усилий и времени требовало овладение иностранным языком, где основное внимание уделялось грамматике и переводу специальной (философской) и общественно-политической литературы (книг и газет).

Один день в неделю мы (кроме освобожденных офицеров) занимались военной подготовкой целых четыре года: строевая, огневая, тактика, топография и т.п. На первых двух курсах я занимался спортивной гимнастикой в зале на математико-механическом факультете (10-я линия Васильевского острова). В группе были математики, историки и философы, опытные спортсмены и новички, поначалу болтавшиеся на снарядах как сосиски. Я выбрал спортивную гимнастику стремясь преодолеть неуклюжесть и угловатость своей фигуры. Через два года мне это удалось, я почувствовал легкость и ловкость в выполнении упражнений на перекладине и брусьях. Помню студента-философа из Албании - Сатира Мелька. Он приехал маленьким и худеньким мальчиком, а уехал красивым и сильным атлетом.

Это было время хрущевской "оттепели". Критическое отношение к действительности первым, как ни удивительно, воспитывал у нас преподаватель истории КПСС дореволюционного периода Малаховский. Он без страха делился с нами своими мыслями и чувствами, достаточно свободными и критичными.

Но всех превосходил И.С. Кон. Мы его, правда, не очень любили за заносчивость и высокомерие, преподаватели тоже - они считали его выскочкой.

Вспоминая профессоров, отмечу забавные черты: профессор Пипуныров постоянно поддергивал брюки, как будто они у него постоянно сваливались. У Шахновича постоянно развязывался шнурок ботинка, он же читал лекции так увлеченно, что не обращал на это внимания, а мы с ужасом ожидали, что он вот-вот наступит на шнурок и упадет.

Зак так самозабвенно читал политэкономию капитализма, что брызгал слюной, поэтому студенты не рисковали садиться на первые ряды. Никандров читал лекции, пользуясь двойными очками, настолько у него было слабое зрение. На экзамен пришел после сильного похмелья (накануне был выпускной вечер у пятикурсников), посадил первую партию студентов и ушел в буфет опохмеляться пивом. Из оставленных на столе билетов мы отложили себе билеты с желаемыми вопросами. Я выбрал Радищева и Герцена, поскольку делал по ним доклады и сообщения на семинарах. Когда я начал отвечать, Никандров "удивленно" воскликнул: "Надо же как повезло!".

Впрочем, этот экзамен я и так сдал бы на "отлично", просто облегчил себе задачу. К сожалению, жизнь Никандрова закончилась трагически - самоубийством, о чем я узнал много лет спустя. Что его толкнуло на это, я не знаю.

Самыми лучшими лекторами я считал М.С. Кагана и Ю.А. Асеева. Каган, автор ряда книг и учебников по эстетике, лекции читал тоже эстетично: высокий, худощавый он стоял за кафедрой точно египетская мумия, шевелились только его усы, высокие чувства выражались им интонацией голоса и иногда мимикой лица. Его философский анализ эстетической и художественной реальности казался мне весьма глубоким.

Я не раз встречал Кагана после окончания университета на научных конференциях. Несмотря на большой вес в научном мире Каган был прост и доступен в общении с людьми. Он, кажется, всю жизнь ходил в сопровождении свиты из учеников, соискателей, поклонников и поклонниц. Последний раз я разговаривал с ним у входа в главный корпус университета в 1997 году на Первом Философском Конгрессе, слушал его доклад. В свои 80 лет в белом костюме он выглядел как всегда элегантным, изящным - настоящее олицетворение эстетики. А за 10 лет до этого, оказавшись рядом с ним на Первомайской демонстрации, мы с его внучкой буквально тащили его под руки: он казался мне больным и старым.

Асеев во время чтения лекций, в противоположность Кагану, почти бегал по аудитории, иногда даже курил, но "пахал" он тематику зарубежной философии по тем временам глубоко. Вскоре после моего окончания университета Асеев отправился в научную командировку (стажировку) в США для завершения докторской диссертации. Он был членом Ленинградского горкома партии, до этого секретарем парткома университета, был в дружеских отношениях с ректором ЛГУ А.Д. Александровым.

Однако во время командировки произошла какая-то неприятная история: вроде его провоцировали остаться в США, но по требованию нашего посольства он был возвращен в Ленинград, где его встречал с цветами один Александров (эту историю я излагаю со слов его аспиранта, моего друга). Преподавание ему запретили, его устроила научным сотрудником в Русский музей Светлана Иконникова - в нашу бытность секретарь комитета комсомола университета и аспирантка И.С. Кона, ставшая к тому времени, если я не ошибаюсь, директором Русского музея. Уже в 80-х годах я случайно встретил сильно постаревшего Асеева в публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина.

Бывший ректор ЛГУ Александров был математиком, писал статьи по философским вопросам естествознания. Часто встречался со студентами, рассказывал о зарубежных поездках, в словах и действиях отличался смелостью, оригинальностью и юмором, за что его студенты любили и рассказывали о нем забавные анекдоты. Вскоре после нашего окончания университета он уехал на родину в Сибирское отделение Академии Наук (Новосибирск), где и получил звание академика.

Учился я хорошо, половину сессий сдавал только на отлично; стимулом к этому, конечно, была повышенная стипендия.

Курсовую и дипломную работу я выполнял по конкретной социологии под руководством нашего зам. декана И.П. Купченко. Тема курсовой - "Свободное время рабочих Кировского завода" была выполнена на основе изучения недельных бюджетов времени 20 рабочих, а дипломная "Свободное время молодых рабочих завода "Электросила" была результатом изучения методом самофотографии 100 недельных бюджетов времени рабочих этого предприятия.

Трудно было получить эти 100 самофотографий, трудоемка была и статическая обработка их вручную. Ирина Петровна, используя свое служебное положение, привлекла к их сбору и обработке 10 первокурсников в качестве практики. Конкретные социологические исследования в нашей стране тогда только-только начались. В Ленинграде при университете открылась первая научно-исследовательская лаборатория конкретных социологических исследований под руководством молодых В.А. Ядова и А.Г. Здравомыслова, ставших впоследствии известными и крупными социологами СССР. Ядов был оппонентом и рецензентом моей дипломной работы. Конкретная социология мне не очень нравилась, я тяготел к теоретическим исследованиям, но свободы при выборе темы дипломной работы практически не было: она была предопределена предыдущей курсовой работой.

Но первые навыки проведения прикладных социологических исследований, приобретенные мною в университете, мне очень пригодились в практической жизни, поскольку спрос на них неуклонно возрастал, а отсюда - возможность дополнительного заработка.