Философская мысль в лабиринтах повседневности | ||
Интервью записал Сергей Маленко
| ||
Hесколько месяцев назад, в канун десятилетия образования НовГУ, на философском факультете успешно начала работу учебно-методическая лаборатория "Берестяная грамота". В очередной раз в "Философской гостиной" проекта состоялась встреча заместителя декана философского факультета по научной работе Андрея Григорьевича Некиты и ученого секретаря диссертационного совета Сергея Анатольевича Маленко с доктором философских наук, профессором, заведующим кафедрой философской антропологии Санкт-Петербургского государственного университета Борисом Васильевичем Марковым. Предметом обсуждения стали ключевые моменты прочитанного им 22-28 февраля с.г. для студентов философского факультета курса "Философская антропология". | ||
Некита А. Г.: Борис Васильевич, мы очень рады приветствовать Вас на древней новгородской земле и в стенах нашего университета. При знакомстве с материалами Вашего спецкурса у нас, организаторов "Берестяной грамоты", возник ряд вопросов, которые мы хотели бы обсудить с Вами, как ведущим российским философом-антропологом. Прежде всего, каковы основные мировоззренческие, научные и учебные задачи спецкурса? Марков Б.В.: Мне очень приятно участвовать в "Философской гостиной" вашего проекта, имеющего, на мой взгляд, весьма оригинальное название. Как известно, берестяные грамоты хотя и не были исторически первыми формами человеческой коммуникации - так называемыми "медиумами коммуникации", - но сыграли значительную роль в становлении славянской, а затем и российской культуры и духовности. Все мы - представители "книжной культуры", и в этом смысле, в духовном отношении происходим от писцов, которые писали стилом по бересте. Поэтому мне вдвойне приятно принимать участие в сегодняшнем мероприятии. Что касается спецкурса, то само словосочетание "философская антропология", хотя и звучит несколько зловеще, в буквальном переводе с греческого означает "учение о человеке". Основные научные проблемы здесь следующие. Существует биологическая антропология, религиозная и вот теперь философская. Философия традиционно занималась проблемой Человека, но говорила о нём преимущественно в некоем возвышенном смысле - как о "возможном" и "желаемом" - "человечном человеке". Религия, рассуждая о роли Бога в жизни человека, вступала в активную конфронтацию с наукой, особенно в её дарвиновском варианте, настаивающем на животном происхождении человека как вершины в эволюционном развитии природы и, в силу этого, отрицающем его уникальность. В целом и религия, и наука в отношении происхождения и предназначения человека исходят из положений, нуждающихся в доказательстве. Суть моего подхода к философской антропологии заключается в том, что подлинно "человечный человек" - это результат целой гаммы сложных процессов, которые происходят в культуре. Некита А.Г.: В рамках спецкурса Вы затрагиваете проблему повседневности. Что Вы понимаете под повседневностью, и чем она отличается, к примеру, от обыденности? Каковы на Ваш взгляд преимущества структурного подхода к повседневности? Марков Б.В.: Именно открытие феномена "повседневности" в рамках французской исторической "школы Анналов", может быть впервые позволило увидеть историю человечества не только как историю великих людей и больших событий, а как историю жизни мужчин и женщин. "Новые историки" сумели из анализа церковных книг, механизма сбора налогов извлечь очень интересные объяснения природы социальных явлений. Один из ярких примеров подобного анализа - интерпретация происхождения сословий на фоне отрицания классовой модели деления общества. Именно сословное расслоение представляло реальное должностное и имущественное расслоение общества, а сама сословность явилась непосредственным результатом практики налоговых инспекций, а не абстрактным продуктом теоретиков-идеологов. Именно механизмы повседневности заставляют философов, учёных-теоретиков, политиков мыслить в определённом направлении, следовать складывающейся логике повседневности, которая отражает дорефлексивный уровень жизни, названный одним из корифеев современной западной философии Э.Гуссерлем "жизненным миром". В отличие от "школы Анналов", изучающей экономические и исторические реалии жизни людей, М.Хайдеггер анализирует очень близкие нам, русским, понятия - "почва", "дом", "родина"... Некита А.Г.: Спасибо, Борис Васильевич, а насколько, на Ваш взгляд, современный, внешне благополучный Запад можно считать "свободным" от обыденности? Марков Б.В.: В экзистенциальном плане наша жизнь не может быть сведена к обыденности, поскольку её рутинность и монотонность всегда тяготят человека, особенно мужчину как подлинного авантюриста духа. В то же время психологи установили, что замужние женщины живут меньше незамужних, а женатые мужчины - дольше холостяков. Несомненно, человек обречён на повседневность и на борьбу с ней. Я вновь с удовольствием обращаюсь к примеру новгородских мужчин, наиболее ярко проявивших свой авантюрный дух в далёком прошлом. Фактически, в те времена не было никаких причин им двигаться на Северную Двину, в Великий Устюг, однако их потомки дошли даже до Калифорнии. Хочу подчеркнуть, что это была не колонизация, а всего лишь чистая авантюра, имевшая, однако, великолепные последствия. Как философ, я думаю, что изучение повседневности никак не связано с необходимостью её оправдания, поскольку именно она является тканью жизни. Это серьёзная аналитическая работа, связанная с кропотливым описанием особенностей каждодневного столкновения обычного человека с рутиной обыденного мира, и эта работа под силу далеко не каждому учёному. Некита А.Г.: Существуют ли с Вашей точки зрения специфические особенности постиндустриальной повседневности? Марков Б.В.: Во всякой культуре складывается свой особый порядок, и в этом смысле нецивилизованных народов нет вообще. Даже у тех, кого мы называем варварами, были свои привычки, запреты, благодаря которым они и выживали, однако изменяющиеся условия заставляли их жить иначе. В каком-то смысле индустриальное общество, будучи сложным социально-экономическим, а не только идеологическим продуктом, опиралось на жёсткие дисциплинарные практики. Анализируя историю становления капиталистического общества, мы приходим к выводу, что во многом были правы и К.Маркс, и тот же М.Вебер, акцентирующий внимание на роли протестантской этики; был прав и историк культуры Н.Элиас, доказывающий, что именно этикет выступал одним из ведущих моментов в стабилизации, нормативизации и инструментализации общественных отношений. Следует отметить, что современное общество во многом отличается от индустриального. И в этой связи довольно любопытным был спор между представителем структурализма М.Фуко, который ввёл понятие "дисциплинарного пространства", и не менее известным французским философом Ж.Делёзом, утверждавшим, что общество, описанное Фуко, ушло далеко в прошлое, а новый, постиндустриальный социум является обществом контроля. Новая власть управляет социальной жизнью путём советов и рекомендаций, тогда как старая, традиционная власть, по мысли Фуко, опиралась на казни и наказания. Таким образом, классовую борьбу вытесняет социальное партнёрство, основанное на верховенстве закона и усложняющейся системе социальных связей: кредиты, займы, налоги, многоуровневая выборная демократия. Ещё одним "богом" постиндустриальных политологов становится общественное мнение, являющееся продуктом средств массовой информации и позволяющее продуцировать и регулировать социальную активность человека в повседневности. Научная работа над материалами к интервью осуществлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект "Проблема индивидуального и социального измерения феноменологии архетипа", грант № 03-03-00348а). |