Зачем матушка шла за водой ночью, или Опыт филологического соревнования первого курса

В этом году дни науки на кафедре русской литературы прошли необычно. Для активизации студентов и привлечения их к участию в традиционной научной конференции было решено устроить своеобразное "состязание" между студентами первого курса, занимающимися анализом художественного текста. Примерно за месяц до конференции в двух группах был предложен в качестве материала для анализа один и тот же текст - стихотворение Николая Рубцова "В горнице". Предлагаем обобщённую версию анализа стихотворения, вместившую наиболее удачные моменты обоих докладов.

В горнице моей светло,

Это от ночной звезды.

Матушка возьмёт ведро,

Молча принесёт воды:

Красные цветы мои

В садике завяли все,

Лодка на речной мели

Скоро догниёт совсем.

Дремлет на стене моей

Ивы кружевная тень,

Завтра у меня под ней

Будет хлопотливый день!

Буду поливать цветы,

Думать о своей судьбе,

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе...

Все, что можно сказать об этом тексте, всегда будет длиннее и хуже, чем все, что уже сказано поэтом. И всегда это будет лишь интерпретацией, потому что простой анализ мало что проясняет. Стихотворение является "визитной карточкой" Рубцова, так как вместило в себя основные мотивы его лирики и его стиль. Оно стало поистине народным и получило вторую жизнь как песня, знакомая каждому с детства. Стихотворение так и просится на музыку из-за своей "нерукотворности", самородности, напевности. Оно построено на традиционной народной песенной образности. Несмотря на кажущуюся простоту и "незамысловатость" текста, стихотворение обладает каким-то секретом: оно западает в душу, запоминается, эмоционально завораживает особым лиризмом. Поначалу текст кажется "неудобным" для анализа: в нём практически полностью отсутствуют художественные приёмы, но в кажущейся простоте таится глубина и сложность.

Настроение стихотворения во многом заявлено уже в названии. Горницей традиционно на Руси называли самую красивую комнату в доме в верхнем этаже, в которой собиралась вся семья и принимались гости. Значение слова "горница" в словаре Даля объяснено как "светёлка, теремок, комната на чердаке" и навевает мысли о русской старине, сказках, тёплом деревенском уютном доме. Этимологически это слово происходит от прилагательного "горний", то есть вышний, верхний, небесный, духовный. Слово "горница" в славянском переводе Библии только в Ветхом Завете встречается 11 раз, а в Новом Завете присутствует в самых ключевых моментах, в том числе в описании Тайной Вечери Иисуса Христа с учениками. Горница - это не только светлая и чистая комната, это олицетворение светлого дома вообще и - скорее - особого, возвышенного состояния души в доме (в русских пословицах горница часто сближается в семантическом поле с душой человека).

"В горнице моей светло: "Свет ночной звезды льётся в горницу и наполняет её особым мерцанием - мягким, приглушённым, таинственным; свет излучает тепло, глубину. Образ звезды, сквозной в лирике Рубцова, может быть символически истолкован как надежда, путь, судьба, предопределённость человеческой жизни, высокий идеал, сопровождающий человека. Свет, идущий от звезды - это горний свет, то есть свет духовный. Далее возникает образ матушки, идущей за водой. Путь за водой можно понимать не буквально, а символически. Известна целительная сила "живой" колодезной воды - мотив исцеления такой водой широко представлен в русских сказках. Вода - устойчивый символ жизни, очищения (омовение водой возвращает к исконной чистоте), возрождения. Возникает мотив утоления жажды - душевной и духовной, которая может быть осмыслена как жажда о доме, семье - нерушимых Началах в жизни человека.

Постепенно в процессе внимательного чтения стихотворения возникает мысль о том, что самого героя нет в горнице, и первая строфа представляет собой как бы застывшую картину прошлого (многоточие в конце этой строфы подтверждает нашу мысль, свидетельствует о временном разрыве). Эта строфа соответствует зачину русской лирической песни, создаёт особое настроение умиротворённости, покоя. Ночной свет звезды делает приглушёнными краски и привносит интимную задушевность в горницу. Светло потому, что в горнице есть матушка, создающая уют, дарящая тепло.

С матерью в воспоминаниях Рубцова связаны светлые и печальные моменты. "Шел первый год войны. Моя мать лежала в больнице. : Часто я уходил в безлюдную глубину сада возле нашего дома, где полюбился мне один удивительно красивый алый цветок. Я трогал его, поливал и ухаживал за ним, всячески, как только умел. Об этом моем занятии знал только мой брат, который был на несколько лет старше меня. Однажды он пришел ко мне в сад и сказал: "Пойдем в кино". : Мы посмотрели кино "Золотой ключик", в котором было так много интересного, и, счастливые, возвращались домой. Возле калитки нашего дома нас остановила соседка и сказала: "А ваша мама умерла". У нее на глазах показались слезы. Брат мой заплакал тоже и сказал мне, чтоб я шел домой. Я ничего не понял тогда, что такое случилось, но сердце мое содрогнулось и теперь часто вспоминаю я то кино "Золотой ключик", тот аленький цветок и соседку, которая сказала: "А ваша мама умерла:":" Увядание цветов можно осмыслить как символ невосполнимой утраты, опустения дома.

Образ ивы также связан с образом рано умершей матери. Ива - традиционно женское дерево, из-за своей раскидистости символизирует материнство, плодородие, жизненную силу. Поэтому не случайно именно под ней герой будет восстанавливать свой сад и размышлять о судьбе. В русской лирической поэзии ива традиционно символизирует печаль и грусть ("плакучая").

Возможно, что возвращение в родную горницу - это лишь мечта, а не реальное возвращение. Герой хочет вернуться в детство, чтобы отдать сыновий долг, чтобы вновь обрести себя через ощущение родного дома и семьи. Четвёртая строфа, построенная на традиционном для фольклора психологическом параллелизме ("поливать цветы" - "думать о своей судьбе") звучит жизнеутверждающе. Анафоричное "буду" не только усиливает намерение действия, но и подчеркивает само содержание действий, направленных на "исправление ошибок" или, лучше сказать, на преодоление "загнивания" в самом себе, из-за которого увядание и обветшание происходит в мире вокруг. Лодка нужна для продолжения жизни. Мастерить лодку - значит строить свою судьбу.

Итак, стихотворение "В горнице" - это попытка разобраться в себе, "зачерпнуть" детских воспоминаний как воды из колодца, утолить духовную жажду о доме как неком вечном причале человеческой жизни (в стихотворении "Отплытие" герой Рубцова плывёт именно в детство - "на мглистый берег юности своей"). Обострённое чувство дома как пристанища мучило поэта - он искал его всю жизнь. Не случайно в стихотворении постоянно повторяются личные местоимения: "в горнице моей", "цветы мои", "на стене моей"). Герой как бы выстраивает, пусть и в сновидении, свой мир, свой дом.

В завершении обсуждения аудитория прослушала и попыталась осмыслить несколько вариантов исполнения этого стихотворения под музыку, в том числе и уникальную запись исполнения самого автора.

Песенный характер стихотворения, удобная инструментовка гласных звуков, легко воспринимаемый на слух текст позволили стихотворению "В горнице" стать популярной песней. Самым известным вариантом песни стал тот, где музыку на слова Рубцова сочинил в начале 80-х гг. XX в. Александр Морозов. Песня на его музыку прозвучала в первый раз в исполнении литовской певицы Гинтаре Яутакайте. Сейчас она существует во множестве исполнений - Эдуарда Хиля, Марины Капуро, групп "Кукуруза" и "Живая вода" и других.

Совершенно иначе звучит песня в исполнении самого Николая Рубцова. К этому исполнению трудно привыкнуть сразу. Слишком незамысловата мелодия, слишком она не похожа на то, что мы привыкли слышать обычно. "Простонародный" характер рубцовского исполнения, с одноообразной мелодией, почти без проигрышей и аранжировки, больше схож с фольклорными страданиями либо с лирической фольклорной песней. Однако чем больше слушаешь этот вариант, тем более его понимаешь. Главной особенностью авторского исполнения является то, что "красивая" мелодия (как в случае с мелодией Морозова) не затемняет текст, не делает его второстепенным по отношению к музыке, а, напротив, только к нему приковывает внимание. Это подобно тому, как одноголосное, без "красивостей", старое церковное пение превратилось постепенно в пение партесное (т.е. по партиям), в подобие концертного номера, только звучащего в храме - и в этом случае в молитве слово теряет свое первоначальное и главенствующее значение.

После того, как представителями двух групп первого курса (Анной Пуховой и Верой Федоровой) были прочитаны оба доклада, возникла дискуссия, к которой быстро подключились все присутствовавшие на заседании преподаватели и студенты. Преподаватели пытались либо оспорить (В.В. Шадурский), либо уточнить (И.С. Абрамовская, С.Г. Исаев) версии студентов. Особенно ценным было выступление профессора кафедры В.А. Кошелева, лично знавшего Николая Рубцова и прояснившего с помощью "реального комментария" некоторые образы текста. Дискуссия переросла в жаркий спор, в котором руководителям двух групп первого курса (Д.Б. Терешкиной и Е.П. Дерябиной) пришлось отстаивать своих подопечных, напомнив, что любой пример анализа либо интерпретации текста является лишь одним из множества возможных, каждый из которых имеет право на существование. Как показал опыт, подобное состязание является удачным методом в исследовательской работе, так как не только активизирует студентов, но и учит их выступать на конференциях, отвечать на вопросы, ориентироваться в дискуссии и отстаивать своё мнение, а также быть готовым к разным, зачастую противоположным видениям и интерпретациям одного текста.

В результате победителями были признаны обе группы первого курса. Сладкий приз в виде торта, по-братски разделенный и съеденный с чаем в кафе "Студенческое", несколько улучшил разгоряченное состояние первокурсников, продолжавших спорить и комментировать события заседания секции, которое мало было похоже на "скучную науку".