Белые пятна истории. Казнить нельзя помиловать

Серия программ на радиостанции "Эхо Москвы" прошла с участием профессора НовГУ Бориса Ковалева. В течение трех недель в передаче "Цена Победы" Виталия Дымарского и Дмитрия Захарова наш профессор в прямом эфире отвечал на вопросы радиослушателей. А также рассказывал о событиях, происходивших на оккупированной территории России в годы Великой Отечественной войны. Отдельные темы передачи были посвящены коллаборационизму, в частности: "Коллаборационизм: казнить или помиловать?" и "Нацистская оккупация: предатели и коллаборационисты". Кстати, скоро у Бориса Ковалева выйдет в свет новая книга "Россия под свастикой", посвященная как раз теме коллаборационизма. Мы воспроизводим в сокращении одну из бесед Б.Н. Ковалева.

Профессор Б.Н. Ковалев у карты оккупированной территории СССР.

В.ДЫМАРСКИЙ: Добрый вечер, уважаемые слушатели. В эфире "Эха Москвы" очередная программа цикла "Цена Победы". Я, ее ведущий Виталий Дымарский. И встречаемся мы сегодня с уже известным вам гостем, доктором исторических наук, профессором Новгородского государственного университета Борисом Ковалевым. Мы продолжаем тему, столь глубоко изученную нашим сегодняшним гостем, касается она нацистской оккупации и коллаборационизма в России в годы Великой Отечественной войны. Но поскольку, как мы уже говорили во время предыдущих бесед с Борисом Николаевичем, тема необъятная, мы берем некоторые ее аспекты. Сегодня такая подтема: "Коллаборационизм в России. Преступления и наказания" <...>

Б.КОВАЛЕВ: Чем больше я пытаюсь разобраться с той самой проблемой, которую вы подняли, тем больше мне приходит в голову следующая мысль. В нашей стране иногда бывает так, что не важно даже, что ты совершил, - понятно, я говорю несколько жестко - а когда ты это совершил и когда тебя привлекают к ответственности. Если говорить о событиях войны, то уже в августе 1941 года появляются инструкции, появляются некие распоряжения, адресованные правоохранительным органам, адресованные спецслужбам, где поднимается вопрос, а кто является пособником, кто является изменником, кого можно привлекать к уголовной ответственности? И из этих распоряжений, этих документов мы видим, что к уголовной ответственности можно привлекать практически всех, кто как-либо, прямо или косвенно оказывает содействие оккупантам, даже если речь идет о том, что немцы разместились у кого-то на постое. <...>

Почему я сейчас вспомнил все эти документы лета - начала осени 1941 года - наверное, потому что в абсолютном большинстве своем они оказались неработающими. Почему? Да потому что то количество людей, которые оказались под нацистской оккупацией, оказалось слишком велико, причем давайте не лукавить и называть вещи своими именами, во многом, получается, и Красная Армия, и советская власть виноваты, раз они не смогли защитить свое население. <...>

C точки зрения того времени, если буквально следовать и букве, и духу тех положений, тех документов, тех распоряжений, которые выходили в конце лета 1941 года, то репрессиям нужно было подвергать практически всех.

В.ДЫМАРСКИЙ: А "практически всех" - это значит, согласно подсчетам товарища Сталина, 80 миллионов человек, оказавшихся под немецкой оккупацией.

Б.КОВАЛЕВ: Да. Скажем так, десятки миллионов людей. Естественно, этого не было. Естественно, это не произошло. Это просто невозможно. Но давайте посмотрим, как все-таки советская власть расправлялась с коллаборационистами, с пособниками на разных этапах Великой Отечественной войны. Наверное, самое жесткое отношение к пособникам было в 1941 - начале 1942 года. Почему? Это первые победы Красной Армии - это победа Красной Армии под Москвой, на северо-западе освобожден Тихвин, освобождена Малая Вишера. И давайте посмотрим на судьбу жителей этого маленького русского городка, располагающегося между Москвой и Ленинградом.

Некая девушка 18 лет, почтальонша, получает от немецкого коменданта листовку, в которой написано следующее: "Благодарственное письмо жителей", далее - прочерк, нужно вписать жителей какого городка, села, деревушки, "вождю великой Германии Адольфу Гитлера за освобождение от ига жидо-большевизма" и пустое место, где нужно поставить свою подпись. Эта девушка берет листовочку, идет в какую-то деревушечку:<...> Население собирается на сход, она зачитывает эту листовку, потом собравшиеся ее подписывают. Ну, умные, конечно, ставят крестик, глупые пишут свои фамилии.

Проходит буквально два месяца, Малая Вишера освобождена Красной Армией, девушку арестовывают, привозят в Валдай, там над ней проходит суд, ее за измену Родине приговаривают к смертной казни, она расстреляна. Вот пример того, каким образом в 1942 году могли наказать человека за вот такое преступление, проступок, действие - как хотите, так и называйте.

В.ДЫМАРСКИЙ: С другой стороны?

Б.КОВАЛЕВ: С другой стороны, когда мы смотрим на события 1943-1944 года, Красная армия наступает, освобожден юг страны, успешное наступление в центральной России, победа на Курской дуге. Понятно, что в руки советской власти, в руки советских органов государственной безопасности попадают люди, действительно совершившие настоящие преступления, - некий староста, который выдал сбитого советского летчика, выбивал налоги из населения, неоднократно заявлявший о своей ненависти к советской власти. Но его уже не расстреливают, уже понимают, что в экстремальных условиях войны этого человека лучше использовать на каких-то работах. Он приговаривается к 15 годам лагерей, но жизнь ему сохранена.

Он направляется на просторы матушки-Сибири своим трудом ковать победу - исправляйся!

В.ДЫМАРСКИЙ: Ну да, сами проступки, конечно, несоизмеримы - у этой девушки и у этого старосты, а наказания разные.

Б.КОВАЛЕВ: Да. 1945 год, эйфория, радость Победы. И что бы ни говорили, но даже в условиях сталинского Советского Союза идет определенный процесс либерализации. И здесь не только то, что в 1945 году переиздают Есенина, до этого практически запрещенного, это можно видеть и во взаимоотношениях властей и тех людей, которые совершили во время войны те или иные преступные деяния. Вот, наверное, самые либеральные приговоры - конечно, в представлениях того времени - были тогда в 1945-1946 году, когда последний, четвертый бургомистр Новгорода Иванов получил всего-навсего 8 лет за то, что он помогал немцам эвакуировать все население, вывозить, депортировать население за линию "Пантера" в Прибалтику; когда пропагандисты, которые немало потрудились над прославлением Гитлера, над осуждением жидо-большевизма, получали относительно детские, как тогда говорили, срока. Понятно, что те люди, которые совершили действительные преступления, руки которых были запачканы кровью, те преступления, которые не имеют срока давности, - с ними всегда боролись жестоко и беспощадно.

В.ДЫМАРСКИЙ: То есть вот такая дифференциация как бы по времени раскрытия этих всех деяний.

Б.КОВАЛЕВ: Да. Потому что когда мы смотрим на судьбы людей, которые так или иначе сотрудничали с немцами, учителя, врачи, инженеры:

В.ДЫМАРСКИЙ: Условно говоря, врач, работающий в больнице, - он работал при советской власти, пришли немцы, он продолжал работать в той же больнице.

Б.КОВАЛЕВ: Совершенно верно. Вот тут пошла речь о такой хорошей, гуманной профессии, как врач. Я в своей книге пишу историю одного смоленского врача-венеролога, который лечил и местных жителей, который лечил и немецких солдат и который пошел к немцам и донес на свою коллегу-еврейку, которая была расстреляна. И когда после войны его арестовали - не за то, что он лечил немцев, а за то, что он донес - его спросили "зачем вы это сделали?", он сказал "вы знаете, она у меня отбирала хлеб, она слишком хороший специалист, слишком хорошо лечила немецких солдат, отбирала хлеб у меня, у моих детей, но я не антисемит и никаких особо негативных чувств к ней не испытываю, мне даже стыдно".

Но если бы он просто лечил, то, естественно, после войны, может быть, были бы какие-то косые взгляды соседей, как мы это хорошо видим на судьбе некоторых учителей, которые работали в этих деревенских школах на оккупированной территории. Ну, переселялись в другие деревни, даже просили, чтобы их отправляли.

В.ДЫМАРСКИЙ: Борис, еще такой вопрос. Мы в одной из наших бесед говорили о том, как устанавливались оккупационные власти на каждой территории и проводилась некая селекция в отношении населения. Немцы ушли. Наши пришли. Дальше, какие были действия населения, жившего под немецкой оккупацией? Как здесь проводилась работа по фильтрации, если хотите, где изменник, где пособник, где коллаборационист, а где вообще герой Сопротивления? <...>

Б.КОВАЛЕВ: Составляли списки. Первые наказания происходили еще во время оккупации. В моей книжке приводится листовка: "Ты скажи мне, гадина, сколько тебе дадено". Кстати, очень сильное воздействие на старост, на полицейских производили следующие, адресные листовки, когда обращалась к конкретным людям или когда в этих листовках приводили примеры конкретных фактов физической расправы - над старостой, над полицейским, и говорили, что если ты не перейдешь на сторону партизан, то же самое будет с тобой. А расправлялись очень жестоко.

В.ДЫМАРСКИЙ: Вы имеете в виду - партизаны?

Б.КОВАЛЕВ: Да, партизаны. Когда я беседовал с героем Советского Союза комиссаром 5-й партизанской бригады Сергуниным, он говорил следующее: "Мы активных пособников никогда не стреляли, никогда не вешали". То есть то, что в моей книжке приводятся фотографии повешений, будем считать, такая легкая показуха. "мы изменникам "березки" делали". Это когда брали предателя, и были даже люди, которые ухитрялись делать "березки" в одиночку, то есть привязывали к деревьям и рвали на куски. Вообще, война была более чем жестокая на оккупированной территории.

В.ДЫМАРСКИЙ: Вы сейчас сказали про партизан. Но вот вернулась советская власть... <...>

Б.КОВАЛЕВ: Любой староста, как бы он верно, не верно служил немцам, - кто-то верно, кто-то отбывая поручение - обязательно, как только оказывает партизанам помощь, берет с партизан расписку о любом действии. Дал партизанам мешок картошки - берет с партизана расписку. Были случаи, когда обвиняют какого-то старосту в пособничестве, арестовывают. Староста идет к заветному схрону и достает несколько десятков расписок от партизан о том, что помогал партизанам.

В.ДЫМАРСКИЙ: И что, это принималось во внимание?

Б.КОВАЛЕВ: Это принималось во внимание более чем. И понятно, что по тем временам, даже если человек вел себя грубо по отношению к населению, но показывал бумажки, что он какому-то там партизанскому отряду доставлял разведсведения - ну, картошка, перевезти через дорогу, предоставить баню для помывки, это естественно, это понятно - но что-то более серьезное, то он мог сказать, что специально изображал из себя очень злого старосту, чтобы его не раскрыли.

В.ДЫМАРСКИЙ: Штирлиц такой местного разлива.

Б.КОВАЛЕВ: Да, да. Ну, если говорить о тех, кто с оружием в руках воевал на стороне немцев, карателях, активных полицаях, они тоже бежали на сторону партизан. Но этим бежать было тяжелее. Такие были случаи, когда какой-нибудь полицейский убьет немца, отрежет ему голову, приносит ее партизанам и говорит: "Видите, мне нет пути назад, я вас не предам, я немца убил". Или приносили какое-то оружие. Причем очень часто их проверяли, выделяли в отдельные отряды... <...>

В.ДЫМАРСКИЙ: А жителям оккупированных территорий не ставили в вину то, что они не эвакуировались с этих территорий, что они не уехали оттуда? Но, вообще-то, для этого должны были быть средства достаточные.

Б.КОВАЛЕВ: Для этого должны были быть средства достаточные, для этого должна была соответствующим образом поработать и советская власть, которая далеко не всегда работала хорошо. Могу привести следующий пример. Ну, приведу пример Новгорода не потому, что это мой родной город, а хотя бы потому, что линия фронта остановилась в полутора километрах от города, то есть за линию фронта пешком можно было уйти в худшем случае за час.

Трагическая судьба психиатрической больницы. Все пациенты психиатрической больницы были расстреляны. Разбираются после войны - почему не были эвакуированы больные? Всего-навсего маленькая отписка: не было возможности, не было транспорта.

Ну, эвакуация даже ценностей Новгородского музея, когда пришли музейные работники с просьбой выделить транспорт, им было сказано "да вы что, с ума сошли, у нас пивной завод не эвакуирован, а вы хотите свои черепки вывозить". Ну, сразу хочу сказать, что музейные работники сделали очень много, часть ценностей была эвакуирована, но, к сожалению, часть пропала, ушла в небытие, может быть, оказалась расхищенной, но пример - музейные работники проявляют инициативу, они хотят максимально эвакуировать то, что считают ценным, а власть им отказывает, у властей есть другая прерогатива.

Мы говорим о городе, который оказался, я повторю, в полутора километрах от линии фронта - линия фронта стояла с августа 1941-го по январь 1944 года. А что говорить о Пскове, что говорить о западных районах России, что говорить вообще о Белоруссии или Украине?

В.ДЫМАРСКИЙ: Борис, а у этих преступлений, если они признаны преступлениями, есть ли срок давности?

Б.КОВАЛЕВ: У преступлений против человечности срока давности нет.

В.ДЫМАРСКИЙ: А по коллаборационизму такому: Ну, что такое преступления против человечности - это кровь?

Б.КОВАЛЕВ: Это кровь, да. Если говорить о нашей стране, то что получается - люди, которые пассивно сотрудничали с немцами, они не были привлечены к уголовной ответственности даже после освобождения. Какое-то моральное осуждение было, причем иногда со стороны соседей. Оно выражалось гораздо более заметно и более агрессивно, чем со стороны властей, если брать глубинку. Понятно, что те, кто более активно был замешан в сотрудничестве, привлекались к уголовной ответственности по статье 58 часть 10 "антисоветская агитация и пропаганда", но все эти люди были амнистированы в 1955 году, то есть их признавали преступниками, но считали, что их можно уже простить, и срок давности уголовного преследования не был отменен только для тех, кто совершал убийства, кто принимал участие в карательных отрядах.