Актуальная полемика. Борьба: pro et contra

О предыстории: в конце декабря прошлого года на одном из новгородских сайтов была размещена статья А.Чаусова. Острая и полемичная статья была весьма типичной по сути. Очень напомнила мне лично эпоху давно ушедшую, но, вероятно, оставившую неизгладимый след в "коллективном бессознательном". А так как история, по моему убеждению, - зеркало, которое позволяет проницательному уму найти ответы на трудные вопросы современности, то я попыталась проанализировать ситуацию в исторической ретроспективе.

Философская публицистика рубежа XIX - XX веков весьма поучительна для нас, живущих столетие спустя. Одна из основных мифологем этого времени: борьба за социальный идеал. При этом аксиологический аспект этого нравственного требования был безусловен, а его политическая трактовка весьма разнообразной. Как ни парадоксально звучит, но в начале 1900-х годов революционерами были все без исключения партии и направления. Даже монархистов упрекали в революционности, и они этого не отрицали. Б.В. Никольский - один из идеологов черносотенства - в 1905 году писал в письме Антонию Волынскому о том, что "быть консерватором нынче значит быть, по крайней мере, радикалом, а вернее - революционером"1.

После событий 1905-1907 годов наступила "столыпинская реакция". Ее оценки и доныне весьма противоречивы, но бесспорен тот факт, что Россия стала динамично развиваться. Достаточно вспомнить пресловутый 1913 год.

А как же борьба за социальный идеал? Эта мифологема перестала быть господствующей. Ярким примером тому может служить сборник "Вехи" (1909), в котором его авторы - С. Булгаков, Н. Бердяев, С.Л. Франк и др. - активно высказались за "переоценку ценностей" русской интеллигенции.

Например, С.Л. Франк в статье "Этика нигилизма" писал о том, что "русскому интеллигенту чуждо и отчасти враждебно понятие культуры в точном и строгом смысле этого слова"2. И далее пояснял свою мысль: "Объективное, самоценное развитие внешних и внутренних условий жизни, повышение производительности материальной и духовной, совершенствование политических, социальных и бытовых форм общения, прогресс нравственности, религии, науки, искусства, словом, многосторонняя работа поднятия коллективного бытия на объективно-высшую ступень, - таково жизненное и могущественное по своему влиянию на умы понятие культуры, которым вдохновляется европеец"3.

Как можно убедиться, в этом высказывании актуализируется приоритет не борьбы, а "созидания". Однако предостережения "Вех" вызвали бурное обсуждение, но не были осмыслены русским образованным обществом. Да и общество оказалось очень "необщным": принцип бескомпромиссной борьбы оказывался важнее общественной и партийной консолидации. Например, у большевиков развернулась нешуточная борьба между Лениным и Богдановым, в которой победителем оказался будущий вождь мирового пролетариата и автор "детских" книжек по философии, а не интеллектуал Богданов, в своем труде "Тектология" предвосхитивший принципы кибернетики.

Особенно востребованной мифологема борьбы стала в Советском Союзе. Боролись с врагами народа. С мировым империализмом. За мир во всем мире и за свободу Луиса Корвалана, и.т.д., и т.п. Это было необходимым проявлением активной жизненной позиции. В противном случае могли обличить в мещанстве, а то и пострашнее: записать в диссиденты, со всеми вытекающими последствиями.

Казалось, что эта мифологема ушла вместе с рухнувшей в одночасье эпохой. Но нет! В последнее время у нас опять стали популярны борцы! Борцы - люди с явно выраженной активной позицией. Этим они, безусловно, симпатичны обывателю (! - никаких негативных коннотаций это слово не предполагает: обыватель - человек, живущий в определенной местности на протяжении какого-либо времени). Ведь борцы выступают против социально опасных явлений, таких, например, как тоталитарные секты.

Никто не спорит, что эта позиция требует сил и упорства в достижении поставленной цели: искоренения опасного факта из общественного бытия.

Только есть на этом пути очень серьезные опасности. В какой-то момент борьба становится не средством достижения общественной гармонии, а целью - борьба ради борьбы. И в этом случае борец обретает удобную социальную нишу. Ведь главное - найти противника! И не надо для этого тратить время на анализ разных аспектов проблемы и взвешивать за и против. Достаточно сформулировать пару-тройку универсальных лозунгов - и общественный резонанс обеспечен.

Борьба разрушительна. Она не способна мотивировать созидание. Складывается устойчивое впечатление, что Базаров (И.С. Тургенев, "Отцы и дети") - вневременной и непреходящий психологический тип русского интеллигента. "Наше дело место расчистить, - заявляет он Павлу Петровичу Кирсанову, - а строить будут другие". Но вот эти "другие", как показывает исторический российский опыт, чаще всего в меньшинстве. Можно даже понять почему:

Созидатель - непубличная роль: построил дом, обучил ребятишек грамоте, вылечил больного старика: Кто узнает об этом? Немногие. А борец всегда на виду! А главное - он всегда безусловно прав в своих выводах. Его бескомпромиссность очевидна! Только в этой безапелляционной правоте кроется еще одна опасность. Опасно то, что одна точка зрения претендует на господство, а ведь это и есть ни что иное, как тоталитаризм. А ведь мудрость очевидна - единство разнообразия!

И, наконец, борцы выполняют важную социальную функцию - обозначают, выявляют общественную проблему. Но ведь одними обличениями и запретами проблему не решишь. Иначе - да здравствует Великий Инквизитор! - гениально описанный Ф.М. Достоевским.

Любая претензия на обладание безусловной истиной античеловечна. Таков основной пафос поэмы Ивана Карамазова. Ведь если исходить из христианских ценностей, главное, что даровано человеку - свобода выбора! Все остальное - от Лукавого!

Можно предупредить людей об опасности, но нельзя, в принципе невозможно - "не пущать". Если говорить о проблеме сект, то ответ очевидный и банальный: "свято место пусто не бывает". Духовный вакуум 1990-х очень активно и основательно заполнили те, кому не было конкуренции. Отчетливо помнится то основное чувство, которое господствовало в "атеистическом менталитете" конца 1980 - начала 1990-х годов: любопытство. Там находилось место всему: от Евангелия до Рерихов и "Дианетики". В рушившемся мире важно было найти точку опоры, и ее искали, кто как мог. Теперь мы пожинаем плоды. Безрадостные, надо сказать. Но изменить эту уже сложившуюся ситуацию - рубя с плеча - не удастся. И митинги, и публичные призывы - не самое эффективное средство. Может, надо поискать другие: менее эффектные и зрелищные, но более эффективные и действенные. Ведь за этой сложной ситуацией стоят реальные люди со своими болью и разочарованиями. Обличением их "духовных наставников" этим людям не поможешь.

Поэтому предлагаю от борьбы переходить наконец к "многосторонней работе поднятия коллективного бытия на объективно-высшую ступень", по словам С.Л. Франка. Может быть, столетие спустя мы осмыслим предостережение "Вех" и усвоим исторические уроки ХХ века: путь непримиримой борьбы за социальный идеал чреват катастрофическими последствиями, в которых победителей просто не бывает, а нация встает на грань выживания.