Неожиданный ракурс. Жесты трепета и надежды

Принято думать, что с течением времени наши знания о каком-нибудь литературном произведении увеличиваются. Похоже, это действительно так, ведь совершенствуются инструменты исследования, увеличивается общий объем гуманитарного знания, вырисовываются разнообразные перспективы - что было "до", что стало "после". Но что-то и теряется. Когда-то очевидные для всех читателей (или зрителей) вещи, прозрачные намеки через несколько десятков лет затуманиваются или перестают восприниматься совсем.

Например, когда водитель скорой помощи кричит Шурику из "Кавказской пленницы": "Эй, псих!", то для современного уха как будто ничего особенного. Но в 60-е гг. это словцо воспринималось не только как комическое, но и слегка фрондирующее, поскольку отсылало к хрущевским "психушкам", приспособленным для диссидентов. А вот зощенковское "Уберите от меня эту психическую!" звучит совсем в ином контексте - павловских экспериментов над собаками. Иные оттенки имеет "психическая" атака каппелевцев из известного фильма. "Психо" Хичкока имеет отношение ко вселенной Фрейда и т.д.

О пользе внимательного чтения

В конце 19 века никому и в голову бы не пришло употребить вульгарное слово "брюки" взамен привычного "штаны". И грубое, по мнению Остапа Бендера, объявление, которое он увидел на витрине, - "Штанов нет", регистрирует появление уже совсем другой эпохи, начало которой, возможно, положено просьбой профессора Преображенского купить Шарикову именно штаны. Читая Толстого, нам совсем необязательно знать марку паровоза, под который бросилась Анна Каренина, но неплохо бы представлять себе, какое место в массовом сознании того времени занимал паровоз. С ним связывали изменения погоды, как сейчас с полетом космических кораблей, многим они являлись в горячечном бреду, как сейчас НЛО, и т.п. Паровоз воспринимался "стозевным" чудищем, буквально наступающим на пятки русскому патриархальному обществу, и далеко не случайно Анна погибает под его колесами, а не как-нибудь иначе. Народную любимицу Му-му обычно связывают с Герасимом и представляют этаким "двортерьером". На самом деле она была "испанской породы", спаниелем, что, согласитесь, несколько меняет общий тон рассказа. Не кардинально, конечно, но всё-таки:

Список примеров, доказывающих пользу внимательного и неторопливого чтения можно продолжать бесконечно. Но, в конце концов, это дело квалифицированных комментаторов. Впрочем, есть и пласты, так сказать, глубокого замечания.

Мир жестов и вещей

В последнее время сформировалась особая область литературоведения - онтологическая поэтика, которая как раз занимается вопросами пространственного, вещественного и текстурного оформления текста, т.е. фактической явленностью в нем бытия. Помимо запахов и звуков в произведении, это могут быть теплота или холод, твердость или упругость вещей, материал, из которого они сделаны и т.п. Например, в "Госпоже Бовари", как выясняется, большую роль играет появление или, наоборот, исчезновение источников тепла, сопровождающее перипетии любовных переживаний героини. В произведениях Достоевского, о котором собственно и речь, такие онтологические "напряжения" играют огромную роль. В "Преступлении и наказании" медь как материал колокольчика или креста (церковных предметов) противостоит железу топора Раскольникова. Тема нравственной чистоты среди грязи (Соня - Иов) и физической чистоты среди нравственной нечистоты (комната процентщицы, Лужин) проходит лейтмотивом через весь роман, наслаиваясь на тему чистого белья, все время навязчиво преследовавшего Раскольникова как предсмертный знак. Стук бильярдных шаров сопровождает решение героя убить, и именно так - расколоть череп топором. Онтологическое "дно" порождает символический "верх" произведения и обнаруживает резервы смысла там, где все уже казалось очевидным. Примеров этому так много, что возникла мысль провести специальное диссертационное исследование такого элемента невербальной составляющей произведений Достоевского, как онтология телесности (в данном случае, поэтика жестового поведения). Но, прежде чем перейти к жесту, несколько слов об еще одной стороне работы - вещном мире героев Достоевского.

Князь Мышкин в ответ на приглашение генерала Епанчина остаться соглашается и тотчас же ставит "свою мягкую, круглополую шляпу на стол". Любопытно, что эта шляпа как-то вдруг оказалась у Мышкина в руках. О ней ни слова не было сказано при подробном описании плаща с капюшоном и штиблет и в тот момент, когда князь раздевался в передней и остался в пиджаке. Он что, взял ее с собой в комнаты? Возникает впечатление, что шляпа нужна писателю для какой-то важной характеристики князя. В экранизации Бортко круглая шляпа часто появляется в кадре, все время на голове Мышкина, причем надетая таким образом, что напоминает нимб. Но в тексте? Достоевский мог не знать, что, например, в народной культуре, где стол рассматривается как "божья ладонь", положить шапку на стол - это крайне неприличный жест, оскорбительный для хозяев. Но он не мог не знать, что ношение как раз таких круглополых шляп было запрещено Павлом I, поскольку происходят они из Франции, убившей своего короля. Сочетание шляпы и легкой "востренькой" бородки князя, так называемой "эспаньолки", запрещенной уже Николаем I, превращает Мышкина в этакого карбонария, что не совсем вяжется с его, казалось бы, очевидной ролью князя-Христа и положительно прекрасного человека, задуманной писателем. С первых страниц романа Достоевский закладывает в образ Мышкина загадочные противоречия, не открывающиеся сразу, но составляющие и суть, и ткань произведения.

Другой пример. Аглая посылает Мышкину ежа, который куплен у мужика в странном сочетании с топором и учебником истории. Исследователи обычно присоединяются к мнению генерала Епанчина, что это знак дружбы, забвения обид и примирения. Сам Достоевский пишет, что Епанчин совершенно прав, что еж означает примирение, и князь "точно из мертвых воскрес". Между тем, по повсеместно распространенному народному поверью, еж - знак беды, несчастья, и его можно избежать, если убить ежа. Мы не можем предположить, что Достоевский не знал об этом поверье, поскольку еж (тоже купленный у мужика) появляется за минуту до самоубийства мальчика из рассказа Макара Долгорукого в "Подростке". Сотни таких загадок рассыпано в романах Достоевского, что превращает их в сверкающие (и затухающие) разнообразными смыслами и эмоциями поля. Приведем еще только один эпизод, быть может, совсем непонятный современному читателю.

Варвара Степановна Ставрогина из "Бесов" запомнила, что у супруги губернатора была на лбу бирюзовая муха. Судя по всему, имеется в виду т.н. "фероньерка" - цепочка с драгоценным камнем, спускающимся на лоб. Фероньерка действительно была распространенным бальным украшением, но ирония Достоевского заключается в том, что обычно на цепочку подвешивали жемчужину или бриллиант. Использование полудрагоценного камня, да еще бирюзы, которая хоть и считалась камнем крови и камнем власти, но употреблялась в то время для украшения конской амуниции - характеристика для Юлии Михайловны весьма не лестная. Вспомним также, что появлением мухи Достоевский маркирует ситуацию распада или, во всяком случае, какого-то разлада в естественном ходе человеческой жизни (см., например, сцену у трупа Настасьи Филипповны в "Идиоте" или дважды упомянутая муха в эпизодах общения Софьи и Макара Долгорукого), то претензии этого "Наполеона в юбке" предводительствовать, опекать и воспитывать, "быть окруженной" только прокладывают дорогу "бесам".

Тварь дрожащая... 53 раза

Теперь о жесте1 . В русской культуре риторика всегда была под подозрением. Высшее проявление красноречия - это фраза стрельца перед плахой, обращенная к Петру I - "Отойди, царь, я здесь лягу". Возникает мысль, что какие-то главные смыслы русские писатели и, конечно, Достоевский, передавали через невербальные компоненты текста. Так оно и оказалось. Примерно две тысячи персонажей "пятикнижья" делают около 40 тысяч жестов. Есть герои, вообще обходящиеся без слов. Мари в "Идиоте". Или Матреша в "Бесах", делающая, однако, такой сложный жест - "она вдруг часто закивала на меня головой, как кивают, когда очень укоряют, и вдруг подняла на меня свой маленький кулачок и начала грозить им мне с места". Мотив отложенного наказания привел в ужас Ставрогина и соединился в финале роман с тем фактом, что он, вообще-то говоря, не умирает; если прочесть его фамилию как орудие мучений Христа и тем, что после него остались "припасенные про запас" молоток и гвозди.

В первую очередь жесты служат для скрытых, но точных характеристик, для описания и выявления того или иного характера. Достаточно было определить частотность, или уникальность того или иного жеста, его местоположение в романе, чтобы добыть совершенно неожиданную информацию2.

Например, абсолютно преобладающее состояние тела Раскольникова - дрожь. 53 раза отмечает Достоевский тело, руки и губы своего героя как дрожащие. Т.е. на вопрос, "Тварь ли я дрожащая?" - ответ дается зримо и убедительно, на физиологическом, так сказать, уровне. Некоторые детали его жестового поведения после убийства позволяют заключить, что он "превратился" в зверя. Одна из них - мотив "лежания" (по наблюдению биологов, до 80% времени животные, экономя силы, лежат). Он это делает гораздо чаще, чем, например, Обломов. Смерть Мармеладова, встреча с Соней, приезд семьи снижает частотность таких маркировок, как "защелкал зубами", "укусил бы" и т.п. Более чем в 10 раз увеличивается внимание писателя к поведению глаз героя. Но все же последнее положение тела Раскольникова в романе - "лежит". Достоевский как бы возвращает его в некую исходную точку, все дальше и дальше отодвигая момент исцеления, превращая его в трудный и длительный процесс.

Преобладающая жестовая характеристика Катерины Ивановны - насилие. Она все время бьет, кричит, бросается. По Достоевскому это не может иметь никакого результата. Даже Соня, пытаясь заставить ("стискивая руку", "строго и гневно смотря", и т.п.) Раскольникова донести на себя, не может этого сделать. Но когда он уходит из конторы, не найдя в себе силы признаться, она вдруг делает жест, самый наивный и простодушный, самый женский, даже бабий и детский и одновременно молитвенный - "всплеснула руками". Этот жест остановил Раскольникова, он вернулся и сделал признание. Умоляющий жест бессилия ввел его в особое поле понимания, до слов и без слов, о котором и мечтал Достоевский. Беспрецедентно часто смеется Свидригайлов, практически неподвижен Тоцкий (но для достижения своих грязных целей вдруг делает такой энергичный жест, как "упал на колени"), после сцены у камина "замирает" Ганя и до конца романа практически не делает никаких движений, кинесика Федьки Каторжного в сцене на мосту буквально "превращает" его в нож, причем нож в руках Ставрогина. Заскорузлый чиновник хитрый и лукавый раб Лебедев краснеет (краснеют чаще всего молодые люди, ощущая себя в центре внимания или от чувства стыда, и эта та реакция человеческого организма, которую невозможно подделать), но единственный раз за весь роман, когда племянник уличает его в том, что он по ночам молится за "грешниц великих и образцов перемены фортуны". Здесь Достоевский на мгновение приоткрывает тайну своего самого загадочного романа. Наблюдение за кинесикой Лебедева (попытки управлять жребием, манипулирование фарфоровыми предметами, что, как известно, заканчивается сбывшимся пророчеством - падением вазы) и другими персонажами позволяет предположить, что это роман о судьбе, и не только людей, но Европы в России и России в Европе.

Жестовое поведение героев Достоевского очень часто выстраивается в своеобразные символические ряды. В "Преступлении и наказании" это прежде всего тема телесной тяжести, начинающаяся от обилия пьяных в начале романа, грузного Зосимова, падающего Мармеладова (но по-библейски "восклоняющегося"), мешкообразного Лужина (вынужденного все время "протискиваться") и продолжающаяся в горизонтальных положениях тела и падениях (пусть и на колени) Раскольникова. Ведущий пластический мотив "Бесов", реализуемый через телесное поведение - "бесовство". Достоевский даже изобрел специальные "жесты-антитезы". Например, по православной традиции младшие священники при встрече, прощании или благодаря за что-нибудь старших целуют их в плечо. Алеша Карамазов именно так целует своего отца - в плечо. В "Бесах" молодой подпоручик с визгом кусает в плечо своего командира. Лямшин в сцене убийства Шатова, падая, прижимается к груди Верховенского - антитеза иконному Умилению. Сам Верховенский поклоняется подушке, в сцене самоубийства Кириллова хватает его за плечо третьей рукой (в одной руке у него пистолет, в другой - подсвечник, и все-таки Достоевский пишет, что он хватает Кириллова рукой за плечо) - антитеза Богородице-Троеручице, Кармазинов при встрече настойчиво подставляет щеку: для поцелуя и т.д. В "Подростке" - это разнообразно реализуемая тема истинного и ложного рождения, духовной инициации, через которую с разными "результатами" проходят герои романа.

В "Братьях Карамазовых" вновь появляются ранее обозначенные кинеситические темы: бессилия силы (насильственные поклоны, бессильная сила Мити, бессмысленная физическая сила капитана Снегирева), агрессивной телесности (Смердяков в сцене закатывания чулка), грубой материальности (Федор Павлович) и др. Появляется и жест-синтез, примиряющий и соединяющий противоречие человеческого бытия и небесного совершенства. По нашему мнению, это не поклон (в "пятикнижьи" огромное количество примеров деформации и нарушения чистоты семантики этого ритуального жеста) и даже не братский поцелуй. В арсенале человеческих жестов есть движение, которое способствует символическому возврату к Творению. В финальной сцене романа "рука в руку" идет Алеша с мальчиками и именно так Христос в классической иконографии, совершая акт истинного Творения, выводил Адама из ада.

Таким образом, внимательное и "интерпретирующее" чтение позволяет обнаружить новые, ранее скрытые смыслы. Впрочем, здесь есть одно очень важное обстоятельство. Когда читаешь такой шедевр, как "Тараканище", казалось бы, ясно, кого имел в виду великий Чуковский под усатым чудищем, на какого Ежова села слониха, вся дрожа, и т.д. Вот только выясняется, что бессмертный текст впервые опубликован в 1923 году, что несколько остужает пыл интерпретатора. Так что внимательно читать надо все: и текст, и выходные данные.