Дорога длиною в жизнь

Концлагеря, сталинские репрессии, нацистские преследования выпали на долю многих финнов в России, особенно родившихся в Ленинграде и Ленинградской области. Жизни финнов-ингерманландцев (inkeri) довоенного, военного и послевоенного периодов увели их за границы ряда областей и республик бывшего Советского Союза и стран дальнего зарубежья. Сегодня многим и в голову не приходит мысль о том, что в сталинские времена, можно было посадить любого человека в тюрьму, отправить в ссылку или расстрелять без суда и следствия, исковеркать жизнь. Сильны были традиции уничтожения, унижения военных, ученых, рабочих, служащих, колхозников, бедняков и кулаков, даже по национальному признаку. Наш рассказ о жизни финнов на примере семьи Вяйзененов

Г.Н. Вяйзенен, академик Лазерной академии наук РФ

Геннадий Николаевич Вяйзенен родился в деревне Ивановка Красносельского района Ленинградской области 3 августа 1941 года. В доме никогда по-русски не говорили. Нормально научился говорить по-русски он только в армии.

- Мой отец, Николай Адамович Вяйзенен, из крестьян, потомственный животновод. Образование 7 классов, вероисповедание - лютеранское. 17 ноября 1936 года был призван Красносельским райвоенкоматом Ленинградской области в Красную Армию в 184 стрелковый полк в город Лида Гродненской области в Белоруссии. Служил ротным пулеметчиком, воинское звание - рядовой. Уволен в запас был 20 ноября 1940 года, сохранился его военный билет. За труд в лесной промышленности имел многочисленные Почетные грамоты, дипломы, награжден медалью ветерана труда. У отца были братья Андрей (1899 г. р.) и Александр (1901 г. р.) и сестры Елизавета (1904 г. р.) и Софья (1907 г. р.). У матери, Ольги Александровны (1916 г. р.), девичья фамилия Каялайнен) были братья Иван (1913 г. р.) и Николай (1922 г. р.) и сестры Эмилия (1926 г. р.) и Мария (1929 г.р.)

В начале Великой Отечественной войны семья жила на оккупированной немцами территории, в основном в своем погребе.

- За водой выходили ночью, когда дорога к колодцу освещалась трассирующими пулями. Нередко немецкие танки сравнивали с землей такие погреба-землянки, включая и наш. Вспоминают, что я был так сильно истощен, что не мог передвигаться, не мог сам поднимать голову, чтобы напиться. По словам моих родителей, нередко приходилось обустраиваться даже в танковых дорожках, которые оставались после прохождения немецких танковых колонн. Как правило, эти ухабы служили или жилищами, или резервуарами для сбора воды на всю семью, особенно в дождливую погоду.

В ноябре 1943 году под бомбежкой и артобстрелом, по Финскому заливу, на семи судах под флагом Международного Красного Креста и Полумесяца я в составе всей нашей семьи - отца Николая Адамовича (1916 г. р.), матери Ольги Александровны (1916 г. р.), моего старшего брата Анатолия (1937 г. р.) - были доставлены в немецкий лагерь смерти Клоога на территории Эстонии.

Во время плавания два судна были потоплены немецкой и советской авиацией, но об этом не хотят сейчас вспоминать, дабы не возмещать причиненного ущерба. После оккупации Эстонии немецко-фашистскими войсками было развернуто 20 ужасных по своим масштабам и жестокости концлагерей. Одним из таких концлагерей была Клоога.

О зверствах немецко-фашистских оккупантов в лагере смерти Клоога рассказывается в вышедшей в 1993 году в Таллинне: ":Концлагерь Клоога был ликвидирован самими немцами последним и с такой поспешностью, что палачам не удалось скрыть всех следов преступления. Осталось множество недогоревших трупов (трупы сжигались в кострах послойно), выжило много свидетелей из числа заключенных". Заключенных лишали фамилий и имен, их звали по номерам. Смертность доходила до десяти процентов в месяц. Архивная справка национального архива Хельсинки (Финляндия) при международном нотариусе подтверждает преследования немцами Вяйзененов.

После немецкого лагеря смерти Клоога семья Вяйзененов оказалась в фильтрационных и карантинных лагерях в Финляндии.

- По воде мы были доставлены отчаянным, чрезвычайно храбрым капитаном финского судна (по словам моего брата Анатолия, с рыжей бородой) в город Турку. В архивах такие документы отсутствуют, но жива память человеческая. A 13 ноября 1943 года наша семья попала в карантинное отделение фильтрационного лагеря Кеуру (Финляндия). Младший мой брат Вяйно Николаевич родился уже в Фнляндии в 1944 году. Там, за колючей проволокой, были финны-ингерманландцы (Inkeri), евреи и русские. Потом, с 11 января по 16-17 декабря 1944 года нас держали в лагере Ювяскюля (Финляндия), оттуда мы были репатриированы в село Борисово Валдайского района Новгородской области. Так я стал узником четырех лагерей для несовершеннолетних. Все мы были там за колючей проволокой. Моя мать в то время потеряла 26 килограммов.

Эстония (1946-1949 гг.). Бригада финских рабочих по добыче извстняка в карьере поселка Тамсалу ЭССР. Вяйзенен Николай Адамлвич в заднем ряду второй слева (с повязкой - зубы болели). Бригада перед ссылкой в Карелию

Репрессирован Геннадий Николаевич был дважды. Первый раз, с мая 1945 по лето 1946 года. После репатриации из Финляндии в село Борисово Новгородской области, вся семья проживала в условиях ограничения прав и свобод (то есть, в режиме спецпоселения). Выезжать из Валдайского района им было запрещено, семья стояла на учете в органах НКВД и была под постоянным надзором.

- В этот период в Валдайском районе свирепствовал страшнейший голод. Мы, ссыльные, так нас называли местные жители, собирали весной на полях гнилую картошку, готовя из нее (с добавлением какой-нибудь приправы из молодых листьев, побегов и старых перегнивших древесных опилок) своеобразные котлеты. Местные жители окрестили их тошнотиками. Нам они казались необыкновенно вкусными, но это наше "лакомство" быстро кончилось, хотя все поля в округе и были многократно перепаханы человеческими руками, но тщетно.

Летом 1946 года Вяйзенены самовольно покинули Валдайский район и переселились в Эстонию, прожив там всего 3 года. И тут, в 1946-1949 годах, наступила третья волна сталинских репрессий, которая не обошла и их. В период второй репрессии, в 1949 году, всю семью в принудительном порядке выслали из Эстонии в Карело-Финскую ССР, где они проживали в режиме спецпоселения по национальному признаку в поселке Кутижма Пряжинского района до 1953 года. Эшелоны поездов формировались в течение 24 часов. Цель высылки и место предстоящего жительства не разглашались. Двери вагонов были наглухо закрыты и опломбированы работниками НКВД. Многие дети и взрослые выбрасывались из окон вагонов, так называемых телятников, в реки, особенно при подъезде к железнодорожным мостам, лишь бы не попасть в ссылку. Эшелоны шли без остановок, впервые детям дали попить воды: только в Ленинграде.

По прибытии в ссылку всех размещали в деревянных бараках, ибо иных жилых строений в поселке Кутижма не было. Зато было изобилие сторожевых вышек и конвоиров-наемников из числа карелов и русских. Бригада рабочих, занятая добычей камня-известняка в карьере поселка Тамсалу, полностью состояла из финнов-ингерманландцев. По загадочным обстоятельствам все они, за исключением бригадира, были высланы в 1949 году на спецпоселение в поселок Кутижма.

По этому поводу филиал государственного архива Эстонии (бывший партийный архив) от 27.02.1997 г. сообщил следующее: "Эта акция произвола была направлена против лиц финской национальности. Репрессии проводились на основании Постановления Совмина СССР от 02 мая 1947 года и по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 02 июня 1948 г. в течение двух-трех лет, скрытно, отдельными партиями. Материалы по данным депортациям в республиканские архивы не передавались".

- Лесопункт Кутижма Петрозаводского леспромхоза встретил нас колючей проволокой и лаем упитанных овчарок. Правда, вскоре колючую проволоку и собак убрали. Люди устали от гонений и добровольно выполняли самую трудную работу в лесу, тем более что она оплачивалась высоко, многие занимались животноводством. Отец мой работал на лесоповале, брат Анатолий - трактористом на трелевке леса, а затем шофером. Юношей финнов-ингерманландцев вплоть до 1936-1937 годов рождения не брали на службу в армию, вообще финнам не разрешали поступать в торговые, медицинские, юридические, военные училища и институты, на рабочих местах давали должности не выше бригадира или мастера. Паспортов не выдавали, моя мать ездила за 50 километров в районный посёлок Пряжу через каждые три-шесть месяцев на перерегистрацию. Мне самому разрешили выдать свидетельство о рождении и паспорт лишь в 1959 году, то есть уже после окончания Чалнинской средней школы. До и после службы в армии я работал трактористом на трелевке леса. Начальную школу окончил в поселке Кутижма Пряжинского района Карелии в 1953 году. Мои родители похоронены в том же поселке.

В интернате села Сямозеро Пряжинского района все школьники семилетней школы (русские, финны и карелы) проживали с пятого по седьмой классы в жутком холоде: печи, как правило, не отапливались. Спали в шапках, свитерах, рукавицах и валенках. А в так называемой школьной столовой кормили (за родительские деньги) мерзлым хлебом, консервами трески. В помещении висел туман от дыхания детишек. От интерната до столовой шли, порой бежали по сугробам полтора-два километра, а оттуда столько же километров обратно в школу.

В свободное от занятий время занимались спортом (футбол, лыжи, борьба). К этому каждого вынуждали условия интернатской жизни и учебы: только так можно было отогреться, спасти себя и свое здоровье, приспособиться к реальной действительности того времени. Часто прыгали с разных самодельных трамплинов, и в интернат возвращались поздно вечером. Уроки готовили при закопченной керосиновой лампе, порой без стекла. В селе электричества (это были 1954-1956 годы) не было, впоследствии там поставили ветряные мельницы. На выходные дни всех отвозили домой: за продуктами. Геннадий Николаевич до сих пор помнит, как однажды зимой крысы перегрызли его ботинки, с трудом он дождался выходных.

Другое дело жизнь в посёлке Чална. В Чалнинской средней школе Прионежского района Карелии с детьми ссыльных родителей, "врагов народа", обращались тепло, ласково.

- В посёлке проживали также канадские и американские финны, жили они зажиточно, любили и жалели нас. В местном интернате большого рабочего поселка, где жили, в основном, лесозаготовители, всегда было тепло и уютно. Дрова школьники пилили и кололи сами, без каких-либо исключений. Воду и продукты питания завозили на больших санях (без лошади) из местных водоемов и овощехранилища. Двухэтажная деревянная школа была рядом с интернатом.

Некоторые учителя средней школы были инвалидами Великой Отечественной войны. Мы слушали их с интересом. В Чалнинскую среднюю школу поступали дети из многих поселков, сел и деревень республики. Ведь уже тогда начали закрывать якобы неперспективные места проживания населения. Формировались специализированные русские и финские средние школы. Многих учеников мы знали еще по начальной и семилетней школам. Здесь работали замечательные педагоги, хорошо понимающие и нас, и свои учебные дисциплины. Помимо учебных занятий, ученикам с первых дней прививали любовь и уважение к спорту. Словом, готовили нас к реальной жизни. Выявлялись склонности к отдельным видам спорта, знанию иностранных языков. В моде тогда были лыжи, бокс, легкая атлетика и стрельба. Всем этим занимался, всё это пригодились в армейской службе - в разведшколе и радиотелеграфистом.

Родной брат матери Г.Н. Вяйзенена Иван в годы Великой Отечественной войны служил во фронтовой разведке Советской Армии. Во фронтовой разведке в чине сержанта он совместно с отрядом, состоящим только из числа уголовников-смертников (не путать со штрафбатом), участвовал в захвате языков на передовой линии. Как он, так и его подчиненные были вооружены лишь холодным оружием (кинжалом) и умением драться с подготовленными в спецшколах немецкими вооруженными диверсантами. Как он выражался: "У нас была нагрузка - один наш разведчик с кинжалом и хорошим кулаком был обязан уничтожить восемь вооруженных, хорошо подготовленных немецких военнослужащих. Не выполнив боевого задания командования, отряд не возвращался с передовой".

Таков был порядок. За каждый успешный поход по доставке языка эти фронтовые разведчики, теперь уже бывшие уголовники, приговоренные к 20, а то и к 25 годам лишения свободы или к смертной казни, награждались командованием орденами и медалями. Нередко они в шутку или всерьез сами заказывали тот или иной орден у вышестоящего армейского начальства, любили медаль "За отвагу". И зачастую такие просьбы выполнялись. Ведь никто кроме них и им подобных в такое пекло не полез бы.

Кормили их великолепно, очень вкусно. После сытной, калорийной пищи тут же принимались за специальную физподготовку с учетом повышенной нагрузки. Нужны были отменные здоровье и подготовка. На другие специальные армейские дела их никогда не привлекали. Спали в теплой избушке на нарах, видимо, по привычке. В военных сводках, романах о таких фронтовых разведчиках в годы той войны старались и стараются не писать. А ведь это истинная правда того времени. За годы службы во фронтовой разведке дядя был награжден многими орденами и медалями, хотя об этом не любил рассказывать, только родные и товарищи знали об этом. Вот так воевали финны ингерманландцы, бывшие враги народа.

- В ссылку в Карело-Финскую ССР в 1949 году он не попал вместе с нами лишь потому, что в это время оказался в военном госпитале на лечении. А ведь его повсюду искали. В последние дни войны он не уберег свое горло от летящего ножа немецкого диверсанта, осталась небольшая метка. Он прожил до глубокой старости в Республике Эстония.

О преследовании нашей семьи нацистами материалы мне представили в УФСБ по Новгородской области, УВД Новгородской области, Архиве области, Новгородском городском суде, национальном Архиве Хельсинки. В учетных карточках отца и матери, заполненных в карантинном лагере Ханко и архивных справках Управления Федеральной службы безопасности России по Санкт-Петербургу и области ( № 10/44 В 2085 от 19 сентября 2001 г. и 10/44 2085а от 19 сентября 2001 г. соответственно) отмечено, что сведений о совершении ими преступлений против Родины в годы Великой Отечественной войны не имеется. Не предавали свою Родину и их трое сыновей, отдавших в разных родах войск Советской Армии многие, многие годы службы.

Петрозаводский университет имени О.В. Куусинена Геннадий Николаевич Вяйзенен окончил в 1968 году по специальности "Зоотехния", работал бригадиром, главным зоотехником совхоза в Калининградской области. Более 20 лет - старшим научным сотрудником и зав. отделом животноводства Калиниградской сельскохозяйственной опытной станции (ныне КНИИСХ). Кандидатскую диссертацию защитил в Вологодском молочном институте, а докторскую - в Ленинградском сельскохозяйственном.

Доктор сельскохозяйственных наук, профессор Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого, Г.Н. Вяйзенен - Заслуженный деятель науки РФ, действительный член (академик) Лазерной академии наук РФ, Международной академии наук экологии и безопасности (МАНЭБ), Российской академии естествознания, иностранный член академии сельского и лесного хозяйства Республики Латвия, почетный член союза ученых Финляндии (специальность экология), лауреат премии имени А.Л. Чижевского. Подготовил сорок кандидатов и трёх докторов наук, опубликовал 250 научных работ, в его научном багаже также десять патентов на изобретения. Награжден золотой медалью имени М.В. Ломоносова, орденом "Безопасность. Честь. Слава".