"Мне тогда было 15 лет"

Наша семья жила в деревне Дуброви около Боровичей (колхоз "Россия". Летом 1941 года немцы бомбили аэродром, что был недалеко от нас. Были убиты шесть летчиков и уничтожены самолеты. Так для меня началась война.

Парни, молодые мужчины - все ушли на фронт. Наш отец тоже ушел, оставив недостроенным дом. В деревне остались женщины, старики и подростки. Мне тогда исполнилось 15 лет, и меня с другими подростками и стариками отправили рыть противотанковые рвы для обороны Боровичей. Когда эта работа закончилась, нас отправили по домам. Шёл сенокос, поспевала рожь. Мы, ребята, шли на покос в три часа утра, пока была роса, а днем - сушили сено, жали рожь, мальчишки на бычках в маленьких тележках возили на поля навоз.

Зимой 1942 года нас, двадцать колхозников, отвезли на дровнях в Малиновец, на лесозаготовки - это за 50 километров от моей деревни. Поселили всех в одном доме. Спали на соломе и сене на полу, накрываясь одеждой. В русской печи варили мороженую капусту с горохом. Мы не умывались - руки мыли снегом. В этой грязи и тесноте у нас появились вши и кожные болезни, чесотка, экзема. Мне эти "прелести" подарили те, кто жил там до меня. А лечить было некому: врачей там и в помине не было.

Утром уходили мы в лес. До делянки идти три километра, а снегу в тот год было на метр глубиной, а то и больше! У нас задание - напилить два кубометра древесины на человека. Эту норму когда выполняли, а когда и нет. Возвращались на ночлег поздно вечером. И так мы мучились до марта.

В колхоз вернулись к весенним работам. Отработали весну, лето, убрали урожай, а зимой снова на лесозаготовки. Теперь в Плуженский лесопункт. Через месяц я получила повестку в военкомат. Обрадовалась, что смогу зайти домой. Шла пешком, а это 25 километров. От усталости и простуды у меня появились фурункулы. Дома мама затопила баню, помогла мне привести себя в порядок. В военкомате девушек, у которых не было образования, отправили на фронт. Я же закончила 7 классов, и меня, дав отдохнуть три дня (мама очень обрадовалась!), направили на курсы трактористов в Хоромскую МТС.

После окончания курсов вернулась в колхоз, в тракторную бригаду. И начались мои мучения: вставать утром, как только рассветёт, и работать до ночи, пока видно, где пахать надо. У нас были пять колесных тракторов, без кабин, без крыши, только сиденье-тарелка. Трактористами в войну стали женщины и девушки. Они и работали на этих сиденьях. Ремонтировали в поле тоже сами. Запасных частей не было, по возможности их делали в своей кузнице.

Весной 1942 года отправили моего 18-летнего брата Колю в партизанский отряд, в Первую отдельную бригаду - это между Новгородом и Псковом. Отвоевал он год. А в марте 1943 года пришло известие, что без вести пропал (оно у меня и сейчас хранится). Позже от партизана - тоже Николаем звали - пришло письмо, где он сообщил, что наш Николай был схвачен немцами, отправлен в Псковскую тюрьму и там казнен.

Когда освободили от немцев Тихвин, от каждой деревни послали туда по человеку с лошадью - убирать город после боев. Из нашей деревни отправили маму. Думали, и не вернется: лошадь старая, добиралась до Тихвина на дровнях. К весне мама вернулась, и на этой же лошади работала в колхозе с утра до поздней ночи. Это же подвиг женщины! А кто его заметил?

В Любытинском районе, в Васильково, осенью 1942 года строили аэродром для маленьких самолетов. Так меня отправили и туда. Что мы там делали? Нагружали грузовую машину мелкой галькой с песком для строительства "гнезд", где должны были стоять самолеты. Через несколько дней прилетели днем немецкие самолеты. Мы попрятались за большими пнями. Фашисты постреляли по "гнездам" и быстро повернули обратно. А мы долго не могли прийти в себя: Тогда я впервые увидела немецкий самолет с фашистскими знаками. Когда нас отпустили домой, то из Любытина до Боровичей все 60 километров мы шли босиком: обувь, какая и была, порвалась.

Вот так все военные годы меня и отправляли то на оборонные работы, то на лесозаготовки, то на сельхозработы.

Закончилась война, отпраздновали Победу. И снова на поля - пахать, сеять, выращивать и убирать урожай. Так и жили: летом - трудились в поле, зимой - в холодном гараже ремонтировали сельхозтехнику. Было не легче, чем во время войны: хлеба мало, жили впроголодь, одежды не было, производства не работали. А денег вообще не было - на базаре меняли хлеб, картошку на одежду и обувь.

В 1946 году по окончании курсов в Боровичах я стала бригадиром у себя в колхозе. Часто вспоминаю, как пешком, в засаленной гимнастерке и в кирзовых сапогах шла я из одной деревни в другую, туда, где работали трактора. Сейчас никого из нашей бригады уже нет в живых, все ушли из жизни...

Видела я разрушенный послевоенный Новгород: в 1946 году от МТС ездила на совещание. Была зима, город весь запорошен снегом, а посередине полноводный Волхов. По берегам - землянки, из них курился дымок: там жили новгородцы.

Меня не отпускали из МТС до 1948 года. Дали расчет, когда я поступила в Новгородский сельскохозяйственный техникум, в Григорово: Мы, студенты, после занятий расчищали территорию около техникума, заготавливали корма для нашего скотного двора в 50 голов, ухаживали за животными. Проучилась я год, перешла на второй курс. Но тут заболели мама и младшая сестренка. Денег нет, стипендия 7 рублей, а мне нужна одежда и обувь. Купить их не на что. И я поехала домой. На этом мое образование закончилось...

Война отняла у меня отца и брата, не пришли с фронта трое дядей. Мы, дети того времени, вместе с нашими родителями вынесли на своих плечах все тяготы войны. И те годы никогда не сотрутся из памяти до конца дней моих.