«О мертвых – или хорошо,
Иль ничего… помимо правды!»
Полупустынные ландшафты –
Так ветрено и так свежо.
На Пискарёвском, где лежат
Гражданские и рядовые,
Дрожат в руке цветы живые, –
Бреду, меж двух рядов зажат.
Все люди семьями идут,
За родом – род, что чудом выжил.
И мир, и город обездвижел,
Не зная, сколько стертых тут.
Я замираю и стою,
А два динамика незримых,
Как память о блокадных зимах,
Льют скорбной музыки струю.
Мне слышится за взрывом взрыв –
Взрывается земля седая,
И, в мерзлый грунт тела кидая,
Их прячут, комьями прикрыв.
Никто, быть может, не забыт,
Ничто, быть может, не забыто,
У всех в роду есть имя, скрыто
Под тяжестью гранитных плит.
Под плитами, в земле сырой, –
Полмиллиона, нет – без счета,
За домом – дом, за ротой – рота…
Прошли мы год сорок второй,
Вот сорок третий начался,
А там, в конце, – сорок четвертый…
И плачу я над жизнью мертвой,
Слезу невольную гася,
И вдаль гляжу, еще немой,
И долго тянется аллея
Туда, где вход, где пропилеи,
Где быстр и легок путь домой…