Пресса о нас

16.05.2009  Во мглу веков с Конецким из Концов (Газета "Новгородские ведомости" от 16.05.2009г.)

 

В этом году выдающемуся новгородскому археологу, доценту кафедры отечественной истории НовГУ, председателю Новгородского общества любителей древности и просто замечательному человеку Владимиру КОНЕЦКОМУ исполнится 60 лет.


Конечно, правильнее было бы встретиться с юбиляром не заранее, а, как водится, в самый канун его юбилея, — исходя из того, что «хороша ложка к обеду». Однако день рождения Владимира Яковлевича приходится в аккурат на пик полевого сезона, а искать его в эту пору по лесам среднего Помостья весьма затруднительно. Да и грех было бы по пустякам отвлекать ученого от полезнейшего и увлекательнейшего занятия — разгадки завораживающих тайн «темных веков» русской истории.

Мирную тишину июльской ночи прорезал душераздирающий вопль. И — словно по сигналу — весь лес огласился невероятным шумом: крики, топот, свист, грохотание железа. В свете внезапно вспыхнувшего костра по стоянке заметались тени перепуганных, толком не проснувшихся людей, которые неизбежно попадали в крепкие руки диковинных персонажей, украшенных листьями.
Спустя несколько минут всё было кончено: окруженные стражей пленники, стоя на коленях, боязливо жались друг к другу, над лесом вновь зависла тишина. И тут всполохи костра выхватили из мрака зловещую фигуру невесть откуда взявшегося Жреца.
Впрочем, ни фигуры, ни лица за зеленым покровом было не разобрать, — лишь острый взгляд недобрых глаз из-под листвы всматривался в лица обреченных. Жрец выбрал двоих, покрепче, — их вывели и сунули в руки приспособления, напоминающие лопаты. Бормотавший заклинания Жрец выразительно ткнул пальцем в землю — и пленники принялись копать.
— Луп! Луп! Луп! — начали скандировать аборигены.
Наконец яма была вырыта, Жрец придирчиво ее осмотрел, прошептал заклинание и снова указал в землю — уже в другом месте.
— Луп! Луп! Луп! — продолжали ритмично чеканить адепты неведомого культа, покуда взмыленные копатели трудились над второй ямой. Когда же дело дошло до третьей ямы, в общий хор влились и робкие голоса пленников, понукаемых своей неумолимой стражей:
— Луп! Луп! Луп!..
Вдруг Жрец издал торжествующий возглас — и всё смолкло. Действующие лица жутковатой мистерии склонились над третьей ямой…
Явление бога Лупа
Бережно, с почестями (хотя и не без труда) из ямы был извлечен нерукотворный каменный идол.
— Луп!!! — заревели на весь лес воины в листьях.
Торжественной процессией, с факельщиками впереди и пленниками под конвоем в хвосте, Лупа на некоем подобии носилок обнесли вокруг стоянки и водрузили на широкий пень. Антропообразные рельефы «лица» скалились в мерцании огня зловещими гримасами — отвратительный божок явно жаждал крови.
Пленники почувствовали, что пришел их черед. И не ошиблись: кромешная темнота какого-то шалаша, захлестывающие шеи веревки, нечто липкое и приторно сладкое, стекающее с губ… Затем — как в кошмаре — собственный голос, повторяющий за Жрецом тезисы сакральной клятвы:
Усердно копать…
На дождь не роптать…
Лишь с лопатою спать…
А потом — победный визг, смех и всеобщее братание: листва с «аборигенов» летит в костер, «пленники» смывают сгущенное молоко с подбородков и рассматривают повисшие на шеях амулеты (черепки поздней керамики с надписью «Луп»), наиболее ответственные зарывают Лупа в землю — до следующего полевого сезона. Затем чай у костра — с экспедиционными преданиями, песнями и оставшейся сгущенкой. И наконец отбой — теперь уже настоящий, до утра. Вот таким образом Любытинская археологическая экспедиция Новгородского университета посвящает в археологи своих новичков.
А что же подлинный вождь этого неспокойного племени — руководитель экспедиции? Нет, Владимир Яковлевич не рядился Жрецом, не мазал подопечных сгущенкой, да и вообще к этой студенческой затее никоим образом не причастен. Но во время проведения каждой из таких инициаций (а традиция живет уже почти полтора десятка лет) он, оставаясь в тени, исполняет самую, наверное, ответственную в этом триллере роль: тут он и пожарный, и скорая помощь, и милиция — в общем, всё МЧС в одном лице. И надо отдать ему должное: за все эти годы в «Ночь бога Лупа» не случалось ни калеченых, ни обиженных, ни каким-либо иным образом пострадавших — как раз наоборот: все веселы, целехоньки и непременно сфотографированы (на память). Он ведь для своих студентов в экспедиции — что мать родная: все всегда сытно и вкусно накормлены, здоровы, вовремя помыты в бане и даже комарами не покусаны. Быт в лагере устроен просто, рационально, отчасти даже комфортно, но это всего лишь быт: главное место приложения сил экспедиции находится в километре от лагеря, на загадочном Малышевском Городище.
 

Формула поиска

— Отношение с молодежью — тема для меня душевная и особо трепетная, — признался Владимир Яковлевич. — Я с молодыми почти всю жизнь работаю. Что, кстати сказать, полезно даже в плане науки: молодые люди — молодые идеи, самому-то с собой сложновато дискутировать.
— Многие прошли через ваши раскопки?
— Я бы сказал — многие сотни. В университете работаю 15 лет, каждый год у первокурсников обязательная археологическая практика — вот и считайте. А до университета еще 15 лет заведовал отделом археологии Новгородского музея, там тоже каждое лето на раскопки ездили. Иные из тех ребят уже кандидаты и доктора наук.
— И много таких?
— Думаю, с десяток заметных археологов я вырастил.
— А верно ли ваши ученики говорят, будто вы местоположения селищ с первого взгляда безошибочно определяете?
— Ну уж и безошибочно — всегда следует учитывать фактор «а мало ли». Но это «мало ли» — не есть правило. Если понять алгоритм соотношения поселений и могильников, нетрудно вывести и формулу поиска, которая поможет вычислить селище не только на местности, но даже по карте.
— И что за формула?
— Очень простая: идите от курганов по тропинке к ближайшему водоему — и упретесь в селище. А если там еще рыбаков или туристов встретите — можете не сомневаться, что угадали.
— При чем тут туристы?
— При том, что удобные для стоянки места как были удобны во времена неолита, так удобны и по сей день. Проблема как раз не в поисках памятников, а в их спасении: вы и представить себе не можете, сколько памятников погублено безвозвратно. Почти все поселения, что я копал, были вдоль и поперек перепаханы.
— Да можно ли найти что-нибудь в распаханной земле?
— Немного, но можно — мы ж не ради коллекции находок копаем. А потом находка находке рознь: бывает, какой-нибудь ржавый обломок ножа, сам по себе ничего не стоящий, в контексте раскопа может рассказать столько, сколько ни одна сенсационная находка не расскажет.
— А бывают и сенсационные?
— Не бывает, слава Богу. Если вы, конечно, имеете в виду какой-нибудь шлем Александра Македонского.
— Почему «слава Богу»?
— Потому что сенсационными должны быть не находки, а выводы. «Сенсационных» находок у нормального археолога быть вообще не должно. Например, если бы я нашел на Малышевском Городище меч или клад арабских монет, то и такая интереснейшая находка была бы отнюдь не сенсационной, но логичной и вполне ожидаемой.
— Малышевское Городище — это где сейчас ваша экспедиция работает?
— Да, с 1997 года, за вычетом одного сезона. Правда, в прошлое лето мы перешли с городища на селище, но они составляют единый комплекс. Это в нескольких километрах от Любытина, в долине реки Белой…
 

Прыщ на земле любытинской

Долина впадающей у поселка Любытино во Мсту реки Белой благодаря своей природно-климатической привлекательности заселена была спокон века. На сравнительно небольшой территории там и поныне соседствуют свидетельства сменяющих друг друга (а иногда друг с другом уживающихся) культур — стоянки железного века, длинные курганы угро-финнов, сопки пришельцев-славян. Здесь на левом берегу Белой, неподалеку от деревни Малышево, обнаружены были остатки некоего городища (укрепленного поселения) с примыкающим к нему неукрепленным поселением — селищем.
— До начала раскопок вообще непонятно было, что это за памятник, — вспоминает Владимир Яковлевич. — Культурный слой почти весь перепахан, сохранился он лишь на небольших участках, примыкающих к валу. Да и слой-то хиленький, — 10—15 сантиметров.
— Это значит что?
— Это значит, что на городище люди жили лет 20—30, не более. Впрочем, и столь худосочный слой имеет свои плюсы: там всё синхронно, всё относится к одному отрезку времени. Например, коллекция керамики, собранная на городище, имеет колоссальное, можно даже сказать, эталонное значение. Теперь мы точно знаем, что именно такой набор керамики характерен для древнерусских поселений середины X века на этой территории, что может очень помочь при датировке других памятников.
— А как вы узнали про середину X века?
— По целой совокупности признаков, в частности, по той же керамике. Никак не противоречат этой датировке и другие находки — половинка арабского дирхема, например, несколько фибул.
— Это все находки за столько лет?
— Почему — были еще ножи, обломок топора, наконечник дротика, кресало, фрагменты плавильного тигля. Но не только ведь находки — даже факт их отсутствия может о многом рассказать.
— Например?
— Например, полное отсутствие такой массовой категории находок, как глиняные пряслица. То есть на этом городище не ткали и не пряли. Что это означает?
— Что там, видимо, не было женщин.
— Как же тогда быть со стеклянными бусами, с перстнем? Женщины там, конечно, были, но — явно не жёны. А вот свидетельства мужского быта — налицо, хотя и мужчины сколь бы то ни было серьезной хозяйственной деятельностью на городище не занимались.
— Что ж они там, за своими укреплениями, делали?
— И, кстати, об укреплениях. Здесь мы столкнулись с совершенно уникальным случаем для Северо-Запада — конструкциями укреплений южнорусского типа. Второго такого примера, кроме Малышевского Городища, мы здесь не знаем. Конструкция довольно внушительная, свыше шести метров высотой — этакий прыщ на земле любытинской в назидание местному населению…
Итак, дано: укрепленное поселение южнорусского типа, возведенное в стороне от местных центров. Население мужское, сплошь живущее бобылями и никакой заметной хозяйственной деятельности не ведущее. Место — среднее течение Мсты, время — середина
X века. У знатоков отечественной истории из числа наших читателей есть возможность поразмышлять — что бы это такое могло быть?
— Тут уместно вспомнить события 947 года, связанные с известным походом княгини Ольги, — подсказал Владимир Яковлевич.
 

«Иде Вольга Новугороду…»

В древнейшей нашей летописи под 947 годом сказано: «Отправилась Ольга к Новгороду и установила по Мсте погосты и дани и по Луге — оброки и дани». Иными словами, уточнила размеры налогов и организовала сеть опорных пунктов для их сбора. Произошло это вскоре после гибели ее супруга, князя Игоря Рюриковича, который был убит древлянами во время полюдья (объезда подвластных земель с целью сбора дани). Изобретательно отомстив древлянам за мужнину смерть, равноапостольная княгиня, видимо, все же сочла за благо сменить полюдье более отлаженной и справедливой системой налогообложения. Свою «налоговую реформу» она начала с новгородской земли, установив «дани», которые шли с окрестных территорий в совсем еще молодой Новгород (а оттуда — в Киев, сколько там Киеву полагалось).
— Мста и Луга упомянуты в летописи не случайно, — объяснил Владимир Яковлевич. — Именно в этих местах сформировались наиболее мощные местные центры, способные противостоять распространению власти Новгорода. Центры эти следовало подавить — для чего Ольгой и была создана система опорных пунктов, тех самых «погостов».
— Выходит, Малышевское Городище — это и есть один из погостов княгини Ольги?
— Выходит, так. Случай уникальный: впервые на новгородской земле мы находим памятник того времени в таком контексте и в таком состоянии (в чистом виде, без более ранних и позднейших наслоений). Перед нами яркая иллюстрация механизма становления государственной власти, определенный момент формирования территории земли новгородской на раннем ее этапе. И еще: до наших раскопок столь скромным дружинный быт себе никто не представлял…
Действительно, маленький заштатный гарнизончик где-то на краю земли: это ведь сегодня можно часа за три до Любытина домчаться, а тогда — сотни верст по Мсте, да против течения, да через пороги… Ни кладов, ни деталей роскошного богатырского доспеха, в каком мы привыкли воображать себе княжеских дружинников, — напротив: всё предельно просто, бедненько, даже убого. Кормили и обстирывали гарнизон (иногда при этом теряя, на радость археологам, бусы) обитательницы примыкающего к валу селища. Ну и сами служивые мастерили что-то, приторговывали по мелочам.
— Кстати, о торговле: с внутренней стороны вала мы обнаружили камеру — по всей видимости, жилое помещение.
— И кто там жил?
— Можно фантазировать. Но очень вероятно, что в таких помещениях содержались рабы — одна из наиболее распространенных категорий древнерусского экспорта. В сущности, государство первых веков русской истории — это ведь не более чем гигантская торговая фирма, имевшая целью выкачивание продукта для реализации его на международных рынках.
— Вот так — меркантильно и непатриотично?
— Разумеется. А вы полагаете, они там Великую Россию созидали? Уверяю вас, столь высокие задачи тогда и в голову не приходили никому…
И все же именно Великая Россия зарождалась в те дремучие века. Еще даже лет на сто раньше Ольгиного похода и непосредственно в наших краях. Ежесезонно по всей Новгородчине трудятся сотни археологов, из результатов работы которых, как из самоцветов мозаика, всё более отчетливо складывается парадоксальная картина: государство, известное нам под именем Киевская Русь, зарождалось вовсе не в Киеве, а здесь, на нашей с вами земле новгородской. Это, конечно, не столь оглушительная сенсация, как инопланетяне с тарелки или помянутый выше шлем Александра Македонского, зато подлинная. Из тех, о которых говорил кандидат исторических наук Владимир Конецкий.
 

В самом чеховском смысле

Кстати, почему до сих пор кандидат — не пора ли уже и докторскую защитить?
— Не буду, — отрезал Владимир Яковлевич, — силы уже не те. А найду силы и время — лучше книжку напишу: очень много набралось неизданного материала.
— А что вообще определило выбор археологии как жизненного пути?
— Многое. Начнем с того, что отец был сельским учителем, историком по образованию. У нас на чердаке хранился целый архив на тему русского крестьянства с пореформенного периода — чего там только не было! У меня до сих пор живы метрики прадеда и его братьев.
— То есть вы свое родословие достаточно глубоко знаете?
— До седьмого колена — в буквальном смысле. Со времен Анны Иоанновны…
Удивительная генеалогическая память для простого крестьянского рода, не фиксированного ни в каких «бархатных книгах»! Да и фамилия Конецкий — не случайная, явно связанная этимологически с названием его родной деревни Концы нынешнего Маловишерского района, стоящей некогда на стыке трех новгородских пятин — Деревской, Обонежской и Бежецкой. В ней и вырос наш археолог, с детства впитав дух этой древней земли, унаследовав ту здоровую крестьянскую жилку, которую отмечают в нем все, его знающие.
— Да, «от сохи» — но в то же время интеллектуал высшей пробы, — уточнил известный наш археолог и заместитель Конецкого по Новгородскому обществу любителей древности
Сергей ТРОЯНОВСКИЙ, еще школьником бывавший с ним на раскопках. — Мало того, что Владимир Яковлевич по-настоящему большой ученый, чей вклад в изучение славянских и финно-угорских древностей уже сегодня трудно переоценить — ему свойственно сверхтонкое чувство прекрасного. Немногие знают, что в молодости он рисовал очень неплохие акварели, а стихи, думаю, и сейчас еще пишет. Прекрасный знаток и ценитель литературы. Будучи абсолютно не приспособленным к XXI веку, не владея компьютером и до сих пор пугаясь мобильного телефона, он в то же время обладает блестящей эрудицией и глубинным пониманием русской жизни и культуры. Эти качества в сочетании с его крестьянской основательностью, наверное, и определили образ русского интеллигента Владимира Конецкого — интеллигента в самом высоком, чеховском смысле…
К столь емкой и точной характеристике добавить более нечего.

Алексей ПШАНСКИЙ

Пресса о нас