Универ-СВ

Столик у оркестра для папы Винни-Пуха

Алан Александер Милн, известный в России всем и каждому, благодаря мастерскому переводу Бориса Заходера и голосу Василия Ливанова, написал не только "Винни-Пуха". Чего стоят хотя бы огромные тиражи антивоенного произведения "Почетный мир", опубликованного в 1934 г.

Однако в России Милн так и остался великим детским автором, скромно примостившимся за крайним столиком.

Никому и никогда не пришло бы в голову поставить Милна в один ряд с его именитыми соотечественниками Джойсом, Хаксли, Шоу. Автор "Винни-Пуха", кажется, на подобное признание никогда не претендовал. Он просто писал притчи для взрослых, обращаясь к ребенку внутри каждого человека. Своему сыну Кристоферу он "Винни-Пуха" вслух никогда не читал, перекладывая воспитание книгами на плечи любимого писателя Вудхауза.

Сборник рассказов "Столик у оркестра" - образчик удивительной писательской деликатности. Образ автора отодвинут на задний план, и перед читателем предстает сердце Англии с ее неизменными обитателями: мелкими клерками, солиситорами, полицейскими. Герои Милна наивны и простодушны. Артур Кастерс ("Портрет Лидии") влюбляется в прекрасную незнакомку, которая обманывает его. Прекрасная Марсия ("Столик у оркестра") водит за нос сразу троих обожающих ее мужчин. Милн любит своих маленьких героев беззаветно, но относится к ним легкой иронией. Да и герои - хоть и маленькие - ведут себя с истинно джентльменской самоуверенностью.

Милн бесконечно прозаичен. Если рассказ назван "Не люблю шантажистов", то там фигурирует шантажист. Так было и у Конан-Дойля. В любимом рассказе Герберта Честертона "Серебряный" ("Silver Blaze") мы узнаем убийцу в самом начале, в названии. Нечистого на руку конюха убивает конь по кличке Серебряный.

Но Милн - даже в детективных историях - очень непохож на автора Шерлока Холмса. Мир викторианской Англии, который так упорно собирал Холмс, герои Милна разлагают на составные части. Здесь и сейчас все, как перед глазами юного Гаутамы, разъезжается по сторонам и снова сходится вместе. Ложь и правда оказываются чем-то слитным. А где искать истину, вообще неизвестно.

В рассказе "Грезы мистера Файндлейтера" герой замышляет идеальное убийство своей жены Милли, чтобы слиться в поцелуе с прекрасной Лалладж на острове в океане. Описание пространных грез и планов убийства занимает страниц двадцать пять. На двадцать шестой Милли разбивает инсульт. Файндлейтер виноват кругом и рядом, но он не делал ничего. Только мечтал.

Нехитрая проза человеческой души настраивает не на размышление, а на созерцание. Милн не учит жизни, он показывает узловые ее завязи, из которых вырастают причудливые гроздья событий.

Русской литературе, учившейся по "диалектике души" Толстого, есть, что взять у Милна. Наверное, доброту и искренность, ясность и четкость изложения. Но главное - иронию, которой наша словесность со времен пушкинского "Пророка" так обделена.

Среди моря прозы только в рассказе "Перед потопом", главный герой которого - Ной, Милн позволяет себе удивительно поэтические строки и словно сам стыдится их: "Ной молился, и их сердца, казалось, бились в такт его словам, но постепенно все нарастающий монотонный звук заглушил его голос: И они поняли, что слышат, как по крыше ковчега барабанят первые капли дождя".