Универ-СВ

География Пауля Целана

Пауль Целан человек без родины или, как сказали бы наши доблестные органы без определенного места жительства. Целан не принадлежит ни одному государству, он ясное олицетворение понятия вечный жид , и может быть, поэтому близок Богу, как никто. Человек, у которого нет родины, семьи, близких; человек, который вот-вот готов оторваться от земли, к Райским Чертогам ближе всех. И поэтому у Целана нет даже национальности, он несть иудея и эллина , знающий немецкий, идиш, румынский, русский, французский и итальянский.

Пауль Лео Анчель родился в Буковине (Австро-Венгрия, затем Румыния) в 1920. Целан псевдоним-анаграмма фамилии поэта в румынском написании (Ancel). Мальчик из еврейской семьи, он скитается по школам, успешно поступает в Черновский уивеситет, где изучает сначала румынскую, а затем английскую филологию, а в 1942 вместе с родителями оказывается заключенным концлагеря в Южном Буге.

Целану повезло. Он выжил, вернулся в Румынию и перевел на румынский язык Героя нашего времени (работая в издательстве Cartea Rusa ). Интерес Целана к русской культуре был огромным. Целан был первым переводчиком Осипа Мандельштама на немецкий язык. Последний свой сборник поэт назвал Роза - никому (аллюзия к стихотворению Мандельштама Дайте Тютчеву стрекозу+ ).

В стихотворении Все иначе, чем ты думаешь, чем думаю я+ Целан писал:

...дорога в Россию

забирается к тебе в сердце,

карельская береза

давно

заждалась,

имя Осип подступает к тебе...

Целан всю свою жизнь посвятил поэзии как таковой. Наверное, это расхожее определение покажется более уместным по отношению к какому-нибудь петербургскому барину-англоману, переехавшему под шумок в Америку и написавшему большой, несуразный и скандальный роман.

Но по отношению к Целану это определение вырастает в жизненную метафору. Настоящая черта любого истинного художника чувство неустроенности в этом мире, попытка вырваться за грань. Обращаясь к святому Франциску Азисскому, Целан горестно описал свою поэтическую и жизненную неприкаянность:

Не утешит сияющий диск.

И в смерти мы нищи, Франциск.

Подобной гранью для Целана был язык. Почти на сорок лет раньше Иосифа Бродского он вышел вовне из мира в язык, для того, чтобы обрести действительность, сделав шаг в сторону от собственного тела :

...Мысль,

высокое дерево,

вбирает звук света: есть

песни еще, чтобы петь

по ту сторону

людей.

Внутренняя география Целана росла не вширь, а вглубь. Не принадлежа ни к одной конфессии, он постигал Каббалу, гностицизм, христианскую мистику Средних веков, ища основания и законы происходящего с ним и с миром, находя в них средства, чтобы высказаться и сориентироваться .

Язык способ постижения действительности. И новая реальность Целана превратила его в поэта поистине мирового масштаба. Она же стала одной из причин самоубийства благополучного поэта. Разрываясь между речью и требованием молчания, между словом и пустотой, Целан сделал выбор в пользу последнего.

20 апреля 1970 г. он бросился с моста в Сену.

В стихотворении Я могу тебя еще видеть: эхо из последнего сборника Световолие Целан подвел итог своего долгого пути. Итогом закономерно стала речь, обращенная к Никогда:

Тихо отшатывается твое лицо,

когда оно вдруг

вспыхивает ярко лампою

во мне, в той точке,

где речь обращена к горестному

Никогда.